Леденяще холоден

Мои ноги тоже дрожали. Это было забавно. Я хихикал, как будто бы впервые узнал, что такое смех.

– Я давно так не смеялся! Последний раз – когда был ребёнком, от щекотки родителей, – весело продолжал я.

Чувство радости накрыло меня с головой. Я расправил руки и кружился, всё быстрее и быстрее, громко смеясь вслух и нисколько себя не сдерживая.

– Так вот, значит, каково это, испытывать эмоции? Каким сильным я себя ощущаю! Я словно порхаю! – кричал я.

Я схватил Сейту за руку и притянул её к себе, закружил в танце. Я вёл её в танце так хорошо, как только умел, и улыбался от счастья. Широкая улыбка девушки растягивалась от уха до уха, она старалась не отставать от моего быстрого темпа.

– Как прекрасно испытывать эмоции, – прошептал я ей в ухо. – Если это и есть чувства, я хочу ещё, – вздохнул я и уставился на Ледяной шип.

Сейта остановилась и подняла кинжал с пола. Она взяла его за резную рукоятку, подняла брови и вопросительно взглянула на меня. Я кивнул, и мы вместе снова вонзили кинжал мне в грудь.

Я глубоко вдохнул. Ощутил прилив нового чувства. Оно постепенно овладевало мною. Я отрывочно хватал воздух ртом. Моя нижняя губа искривилась. Внезапно я почувствовал себя несчастным. Вся радость рассеялась, и тяжёлое серое покрывало опустилось на меня. Словно земля ушла из-под моих ног. Я печально взглянул на Сейту.

– Грусть, – сказала она с сочувствием. – Ты есть Грусть.

Я начал безутешно плакать.

– Мои родители погибли, – с воем сказал я, опустив тяжёлый взгляд в пол. Я ощутил огромную тяжесть в груди. Как будто бы слон стоял на мне сверху. – Я остался один. – Закрыв ладонями лицо, я сгорбился. Слёзы стекали по моим щекам и капали на пол. – Отец и мать не хотели умирать! Я знаю, они не хотели оставлять меня одного. Они хотели прожить долгую счастливую жизнь рядом со мной. Но самолёт обледенел и потерпел крушение, – безутешно рыдал я.

– Слёзы – это способ утешить душу, – пыталась подбодрить меня Сейта. – Способ дать эмоциям выход. Грусть – это благословение.

– Я не чувствую никакого благословения, – дрожащим голосом сказал я, не прекращая рыдать. – Это жестоко, бесчувственно и болезненно. Грусть – словно демон внутри меня, которого я не могу убить. Вместо этого он раз за разом убивает всё, что я люблю, – со стоном добавил я и упал на землю.

Сейта опустилась рядом со мной на колени и вытерла мои слёзы рукавом своей рубашки.

– Ты тоже бросила меня одного в приюте, – сквозь плач и слёзы начал обвинять я Сейту. – И убила Нааву! Она заменила мне маму. Возможно, она была демоном и чуть ли не такой же старой, как этот мир, но на протяжении десяти лет она была мне матерью, дольше, чем моя настоящая мама.

Сейта снова вытерла мои слёзы, которые текли ручьём, и понимающе кивнула, выслушивая мой монолог.

– Почему ты бросила меня и позволила Луми украсть мои чувства? – рыдал я. – Луми обещала забрать мою грусть, и на следующий день грусть действительно ушла, но… – Я не смог закончить фразу из-за слёз. Казалось, что плачу нет конца. Однако я не собирался снова отказываться от этого чувства и сглотнул.

Я лёг на спину на холодный пол. Внезапно меня начало трясти, как будто бы у меня случился эпилептический припадок, и моя дрожь превратилась в истерический смех, потому что я сообразил, что нужно делать. Может быть, этой грусти можно противостоять новым чувством. Хотя бы на мгновение.

– Дай мне этот чёртов Ледяной шип, – приказал я.

Сейта взяла его в руку, села на меня, подняла кинжал на вытянутых руках и спросила:

– Ты хочешь заполучить третье чувство?

Я улыбнулся вместо ответа и наблюдал, как она вонзала кинжал в моё солнечное сплетение, словно верховная жрица всех чувств.

Я оказался прав. Третье чувство поглотило все грустные мысли и остатки радости. Я глубоко вздохнул и осмотрел комнату. Как здесь темно и неуютно. Меня тошнило. Мой дом казался мне грязным зловонным хлевом. Всё кругом в пятнах. Пахло протухшим оленьим мясом или уличным туалетом. Мои глаза увлажнились от отвращения. Живот скрутило. Даже воздух был на удивление влажным и затхлым. Я чувствовал отвращение к этому месту.

– Что ты чувствуешь? Что это за эмоция? Любовь? Ненависть? – спросила Сейта, слезая с меня.

– Отвращение, – я закрыл рот и глаза ладонями.

– Значит, Снежная леди ещё жива, и твоя любовь и ненависть всё ещё принадлежат ей, – заметила Сейта.

Я повернулся на бок и сел. Боль ощущалась в каждой клеточке моего тела. Я посмотрел на Сейту и ощутил отвращение и по отношению к ней тоже. Надеюсь, она больше ко мне не притронется.

– Мне всё омерзительно. Ты и особенно я сам, – тошнота подкатывала к горлу. – Я воткнул какой-то чёртов Ледяной шип демона себе в грудь уже трижды!

Волны неприязни бушевали во мне. Я был гадок сам себе. Я был бесчувственным убийцей и не переносил себя. Как я мог быть так жесток?

Я встал. В глазах потемнело. Я рванул к двери, надел сапоги и выбежал на улицу. Прислонился к бревенчатой стене избушки, и меня вырвало на снег. Я «выскреб» содержимое желудка, задыхаясь от чувства тошноты и отвращения.