— Плевать! Она хочет отнять у меня мужчину сердца! — в голосе скользнули высокие, истерично звучащие нотки радикально настроенного подростка. Пёс не отставал от юной хозяйки: подскочив к храмовнице, он почти ухватил её за ногу.
Я быстро глянул на часто дышащую Катарину, лицо которой было искажено яростью. Почему-то казалось, что ещё чуть-чуть — и она не сможет сдержать собственного внутреннего зверя. Просто не захочет. Тогда и этот мастиф, и Клэр, и Ребекка будут мертвы.
— Ну, давай, — прорычала она.
Нужно было что-то делать, пока не стало поздно, и я поспешно встал перед ней.
— Катарина, солнышко, — заговорил я тихо, но чётко. — Я с тобой, а она просто спутница в странствии.
— Ваш жрец предупреждал, — не отводя взгляда от соперницы и не обращая внимания на собаку, произнесла храмовница, — что такое может быть. Я буду только защищаться.
Мне же думалось, что если паладинша сорвётся, я не смогу её удержать. Все лягут, порубленные на куски, а у девушки будет зубами порвано горло.
— Ради меня, Катарина. Кэт. Не надо. Она просто наивная девчонка, выдумавшая себе цель в жизни и сама же в неё поверившая.
Храмовница тяжело вздохнула и ничего не ответила.
А за спиной шёл другой разговор.
— Не будь дурой, Клэр, — мягко начала Ребекка, — юноша сердца не для смерти. Он для стихов, побед на турнирах, пылких речей. Он никогда не будет твоим.
— Я так не хочу, — заупрямилась графиня. — Я хочу, чтоб моим.
— Да, ценный трофей, — после заминки продолжила Ребекка, — ни у кого нет халумари в юношах сердца. Но он же им и останется.
— Он не трофей, — дрогнувшим голосом возразила Клэр.
— Девочка моя, после похода тебе подберут хорошую партию. Это будет кроткий юноша, готовый поддержать тебя в любой миг, могущий одарить ласками и сделать тебе дитя, а потом воспитать его, пока ты в походах. А если он будет не по нраву, всегда найдёшь куртизана. Да хоть смазливого простолюдина на сеновал затащишь. А юноша сердца — это знамя твоих подвигов. Быть может, потом этим знаменем станет твой муж.
— А ты? У тебя было знамя? — поникнув, спросила Клэр. Она почти сдалась.
— У меня тоже когда-то был юноша сердца, а сейчас — муж, с которым взаимное уважение, и трое сыновей, которых нужно раздать в добрые женские руки, как породистых щенков. И мне уже не нужен тот юнец, хотья поройи вспоминаю о нём, с теплом в сердце.
Я стоял, понимая, что нужно дожать графиню.
— Моя госпожа, — развернулся я и опустился, как того требует этикет, на левое колено. Она не моя владычица. Только перед королевой или королём становятся на правое. — Я обещаю, что буду болеть душой за вас во время турниров, восхвалять ваши подвиги на поле брани и никогда не отказывать в танце на балах. Обещаю всегда помнить ваше имя.
— Юрий? — процедила Катарина, до боли стискивая мне плечо левой рукой.
Я поджал губы, но смолчал, а затем поглядел на храмовницу и указал взглядом на траву.
— Нет, — прошипела паладинша.
— Пожалуйста, — прошептал я.
Девушка скрипнула зубами, обвела злым взглядом парящие над нами облака, а потом вбросила фальшион в ножны и резко стукнула правым кулаком по левой груди:
— Долг превыше всего, госпожа, — чеканно произнесла она какую-то уставную фразу и сделала отрывистый кивок, но на колени опустилась.
А Клэр всхлипнула носом и обвела всех взглядом.
— Простите, юный господин, — произнесла она и склонила колено в ответ. Стоящая рядом Ребекка с облегчением выдохнула, но тут же обернулась к Герде и цыкнула на неё. Сержантка подскочила к одной из колесниц и выхватила оттуда небольшую бархатную подушку красного цвета, а после, бухнувшись на землю рядом с графиней, подсунула подушечку ей под колено со словами: «Ваше сиятельство, приличия, пожалуйста».
Теперь выдохнули все. Но встав, Клэр швырнула подушечку в сторону колесницы с гербом да Кашонов на борту, которую подогнала одна из воительниц. Уже запрыгнув в неё, обернулась и показала язык Катарине:
— Всё равно мой будет!
Выражая солидарность с хозяйкой, гулко пролаял мастиф и побежал вслед за графиней.
Храмовница стиснула кулаки, и я на всякий случай взял её под руку. Мало ли, переклинит девушку. Катарина оскалила клыки, заметно превосходящие по размеру обычные человеческие, и глухо зарычала.
— Я что-то не понял, — прошептал сидящий рядом Андрей, озираясь по сторонам, — ты тут такой популярный?
Я пожал плечами. Ну, Ребекка!.. Задурила голову девчонке, а мне теперь расхлёбывай. «Вот тебе юноша сердца. Так положено, это политические связи». Хотелось передразнить рыцаршу, но здравый смысл говорил: не то место и не то время.
Помощницы засуетились, а я неспешно залез в фургон. Катарина плавно скользнула следом, и мы вместе помогли всё ещё тяжёлому с похмелья Андрею забраться в повозку.
— Возница, — позвал я, — а кому ты подчиняешься? И как тебя звать?
— А что меня звать, — ухмыльнулась женщина, — я никуда не уйду. Нанята я вашим генералом, ему и служу. А кличут меня Брониславой.
— Что? — опешив, переспросил я.
— Я из вендолов, бояре. С семи годов в полоне была, покуда не выкупили.
— Скажи что-нибудь на своём, — попросил я, переглянувшись с Андреем.