Леди-бомж (Леди-бомж - 1)

- Мне работу дали, Петя. - с воодушевлением сообщила я. - Считай, что все это - спецовка! А вообще-то я тебя отмазала... Так что тебя никто не турнет. Этот хмырь, который Семен Семеныч, согласен считать все, что было, включая пивко, легким недоразумением... Так что ты в полном порядке! Скажи мне "спасибо"...

- Какое, к чертовой матери, "спасибо"? Какую работу тебе дали? Ты во что опять вляпалась, Лиза?!

- Без комментариев! - пригрозил мне скучным голосом Чичерюкин. - А ты, Клецов, мне еще объяснительную должен... Что вы там с напарником таскали, сколько вылакали и чем закусывали.

- Ты один за Гришкой смотришь? - перебила я его.

- Да нет... Сидела тут тетка. Я ее спать отправил...

- Вот что, Петь! - задумалась я. - Я его тут ни на каких теток не оставлю. Давай-ка утречком собирай все бебехи и вези его к Гаше! Прямо в Плетениху... Там у нее внучат - целый конвейер, где четверо - там и пятый. Вот ей я доверяюсь...

- Хорошо, Лиз... Пусть так... - кивнул Петро.

- Ничего хорошего, - твердо сказал охранник. - И ничего "так" не будет! И этот шкет останется здесь, на территории, при Глашке Мухиной. А вот тебя лично я не держу. У тебя же отгулы? Вот и отдыхай! А тут найдется кому понянчить...

- Ничего себе шуточки! Это что же вы, ребенка в заложники оставляете? Для гарантии, что ли? Чтобы я не взбрыкнула? - начала соображать я.

- Разговорчики, мадам! - тускло глянул Чичерюкин. - Разъясни ей, Клецов, - тут у нас не возражают!

- Вы что опять заплели? Во что ее впутываете? - окаменел лицом Петро.

- Она сама знает, - ухмыльнулся Чичерюкин. - А вот ты - не суйся... У каждого свое корыто, что наливают, то и хлебай! Пока наливают!

- Лизавета... Не смей... Понимаешь?!

- Такая жизнь, Петя! Надо... - Я похлопала его по плечу и рванула с "вахты", только бы не объясняться, да еще при этом барбосе.

Даже до меня дошло - Гришуньку они и впрямь придерживают с умыслом, чтобы его вырвать у них, я на все пойду.

И за всей этой плетенкой стала возникать точная и почти примитивная продуманность, жесткая и в общем жестокая беспощадность каждого шага любезного моему сердцу "Симона", истинного хозяина всего этого имущества и даже людей, господина Туманского...

Наконец из ночи высыпали пригоршни огней, цепочки уличных фонарей вдоль крыш какого-то поселка, потом сплошное сияние встало над плоскими крышами цехов, заводских труб и строений, вертолет прошел над квадратным черным прудом и сел возле древней, черной от копоти и сажи кирпичной водокачки.

Все стихло, и мы вылезли на травяной пятачок неподалеку от сквозных заводских ворот. Трава была мокрая - здесь тоже недавно шел дождь. Нас никто не встречал, только рыжая дворняга подошла и издали начала нас рассматривать.

Потом из ворот выбежал толстый дядька в белой каске и светлом комбинезоне, на раскормленной физии сияла улыбка, и даже усы торчком, рыжие, с сединкой, тоже приветственно улыбались.

В руках у него был зонт, и хотя с неба уже ничего не капало, он разлетелся именно ко мне, услужливо раскрыл зонт, укрывая меня под ним, зачастил ласково:

- Заждались... Заждались! Но, в общем, все готово... Все на месте! Прошу... Прошу...

Я протянула ему величественно руку в коричневой лайковой перчатке, он чуть ли не лизнул ее, но тут же странно заморгал, приглядываясь. Вадим не дал ему сказать ни слова, тут же оттеснил в сторонку и что-то зашептал в ухо.

- Ага... - закивал тот. - Это я понимаю... Угу! А вот это не понимаю! Ага... Именно он требует? Ага...

А я и недопонял...

Мне это надоело, и я капризно фыркнула:

- Ну, что же вы стоите? Ведите! Куда там надо?

- За мной! За мной! - Пересиливая оторопь, толстячок побежал впереди нас.

Гурвич семенил рядом со мной, поддерживая под локоток, а я плыла, как королевская каравелла под всеми парусами и стягами, развевая полы широченного шелестящего шелком плащ-пальто, щурясь сквозь желтоватые притемненные очки в массивной оправе, скрывавшие истинный цвет моих глаз, покачивая полями огромной летней шляпы, которую я нахлобучила сверху парика в последний момент, придерживая на ремне сумку-сундучок, в которой ничего не было, кроме пудреницы и носового платка - вся такая величественная, значительная и недосягаемая для простолюдинов.

- Вы как? Через цеха идем? Или как? - с долей растерянности оглянулся толстяк.

- Всенепременно, дружок! Всенепременно! - Я милостиво похлопала его по плечу, а Вадим захрюкал. Оказывается, он так смеялся.

Но технический директор этого заведения с трубами страдальчески покосился на него и вдруг, щелкнув каблуками и почтительно склонив голову, сказал:

- Только прошу поосторожнее, Нина Викентьевна! Печи, знаете ли... Огонь!

Это он так показывал, что нашу экспедицию не отвергает, а лично меня принимает за ту, которую он и был обязан встречать. Юрист одобрительно хмыкнул, Гурвич заткнулся, Чичерюкин обогнал всех и зашагал впереди, бдительно озираясь. Приступил, значит, к своим охранным обязанностям.

Мне никто ничего не объяснял, и это было понятно - считалось, что я, то есть она, здесь не впервой.