Леди-бомж (Леди-бомж - 1)

До меня не сразу дошло, что Туманский приблизил его к себе и усадил за руль своего постоянного экипажа не случайно. Случайностей у Сим-Сима не бывало. Он просто отсекал Клецова от меня, устроил так, чтобы тот постоянно находился при нем, был бы почти все время под его присмотром так, чтобы исключить возможность наших встреч на территории.

Внешне это выглядело почти благородно: Клецов получал мощную прибавку, а главное - возможность удовлетворять свои страсти по скоростным автогонкам (Сим-Сим и это раскопал), но в действительности Туманский посадил Петьку под колпак и мог легко контролировать его передвижения и местопребывание.

А это означало, что Сим-Сим прекрасно запомнил все, что я ему сдуру выложила насчет себя и Клецова, боится - что было-то, в общем, нелепо! что я дам слабину, вспомню про былое, и у нас с Клецовым все заплетется по новой. Впрочем, не так уж это было и глупо, во всяком случае по отношению к Петру. Случались целые недели, когда я не видела Сим-Сима, он пропадал в Москве, но вместе с ним пропадал и Клецов. При главном офисе на Ордынке было что-то вроде небольшого постоялого двора для шоферов и охраны, с кормежкой и спальнями, где обслуга расслаблялась в паузах между трудовыми усилиями.

Когда я поняла, в чем причина карьерного взлета Петра Клецова, сначала завелась в том смысле, как Сим-Сим смеет мне не доверять? Но потом мне стало хорошо - это был еще один знак того, что Туманскому я уже ой как не безразлична! И для него я - всерьез.

Но вот Клецова я не понимала. Дураком он не был, и судя по всему, и до него давно дошли сплетни о нас с Сим-Симом (водилы в гараже чешут языки не хуже базарных теток), да он наверняка и сам что-то улавливал, но вел себя так, словно ничего не случилось. Наверное, на его месте я бы не выдержала, просто собрала бы шмотки, послала бы все на хрен и ушла, лишь бы не видеть, как обожаемая персона намертво прилипла к мужику почти в два раза старше его. И дело было не в валютной подкормке, хотя теперь ему платили почти в три раза больше, чем за сидение на сигнальном пульте. Что значат какие-то деньги по сравнению с необходимостью постоянно возить и услужать типу, который, в общем-то, навсегда отсек от тебя твой персональный предмет страстей и мучений?

Но Клецов даже не колыхался.

Может быть, потому, что ему еще надо было хоть изредка, исподтишка, но видеть меня? Просто - видеть? Как бы там ни было, но Петька все еще присутствовал где-то рядом со мной, он не просто был, этим присутствием он напоминал Л. Басаргиной, что он еще есть. Во всем этом была какая-то тревожная нелепость, и во мне оживало неясное предчувствие беды и боли и такое же неясное ощущение собственной вины. Как бы я его ни давила. Только в чем виновата женщина, если она просто не любит?

...Аллилуйю я всегда седлала сама, с первой ездки, когда конюх Зыбин с ухмылкой сказал: "Твоя кобыла, вот и валяй, девушка!" Лошадь я тоже выбирала сама. Конюх не подозревал, что я нормально разбиралась во всех этих потниках, недоуздках и подпругах, потому что Панкратыч приучал меня к лошадям на лесном кордоне еще пацанкой. В конюшне отстаивался среди остальных шести коников красавец араб, доставленный когда-то Туманской из Туркмении, по кличке Султан, нервный, мощный, с сухими, как у балетного танцовщика, ногами и горячими фиолетовыми глазами.

Жеребец был породистый, нехолощеный, такой лошадиный аристократ голубых кровей, и если Нина Викентьевна действительно справлялась с ним, то это означало, что она была человеком неробкого десятка.

Он храпел, фыркал, косилс на меня бешено, под вороной шкурой подергивались и струились мощные мышцы, но может быть, я бы и рискнула опробовать жеребчика, если бы не то, что он был ее, Туманской, а ничем, что принадлежало ей, мне не хотелось пользоваться.

Так что когда Зыбин, не без ехидности, начал подсовывать мне именно Султана, я посоветовала ему не лезть не в свое дело, прошлась по конюшне и выбрала Аллилуйю.

Это была симпатичная трехлетка, немножко перекормленная, серенькая, со светлой гривкой и хвостом, которая на первой ездке, конечно, тоже попробовала взбрыкнуть и показать характер, но я огрела ее пару раз по заднице плетью, поработала шпорами и удилами, и кобылка утихомирилась.

Ну а когда я ее накормила, отчистила, угостила горбушкой с солью и мы с нею немножко пошептались, у меня появилась подружка, которая слушалась меня, как собачка.

Так что и на этот раз она меня встретила негромким радостным ржанием. Конюх Зыбин оценил то, что я не боялась вил, лопаты и щеток со скребками, душистым платочком от конского говнеца не прикрывалась, а когда выхлестала дружественную поллитру водки "Краснознаменная" "кристалловского" разлива, допуск в конюшню для меня стал беспрепятственным...

В девятом часу утра я выехала в боковые ворота с территории. Время у меня до часа, назначенного Чичерюкиным, еще было, и я пустила Аллилуйю неспешным шагом. Кобылка трусила, помахивая башкой, султанчики пара от ее выдохов таяли в прозрачном намороженном воздухе.