Леди-босс (Леди-бомж - 2)

Дед за столом поднял голову, уставился на меня и обрадованно сказал:

- Ага! А вот и еще девушка!.. У нас нынче каждый - гость! Гуляем мы, значит, согласно Конституции...

Он вытряхнул из алюминиевого пистона сигару и хотел закурить.

Тут на свет вышел местный мент, за ним двинулись остальные. Дед поперхнулся, вскочил:

- Товарищ капитан! Пришли! А мы вас третью неделю дожидаючи... Обои сержанта уже были, товарищ лейтенант отметился! А вас все нету и нету...

- Вот и дождались, Ермолаев, - сказал капитан. - Где мальчик? Четырех лет, светленький.

- О господи! Какой еще мальчик? - всполошилась тетка. - У нас тут ни мальчиков, ни девочек... Если не считать меня. Мы...

- А где Горохова? - перебил ее Чичерюкин.

- Ираидка-то? - Дед почесал загривок и огляделся. - Дай вспомнить!

- А чего вспоминать? - вмешалась тетка. - В Шереметьево она всех повезла, за добавком! Там в порту круглосуточный шоп.

Чичерюкин кивнул нашим парням, и те рванули по вагончикам - проверять.

Но я уже поняла - Гришки здесь нет.

- А кого ищете-то? - спросила меня тетка.

- Сына, - ответила я. - Гришей зовут.

- Скажи какое совпадение! - удивился дед. - И у Ираиды Анатольевны тоже сын Григорий!

- Большие совпадения. - Чичерюкин осек меня взглядом, поковырял пальцем раскрошенный сыр с рокфорной зеленцой. - Важно закусываете! Что празднуете?

- А ничего, - сказал дед. - Просто от радости жизни! Вчера - ни хрена, сегодня - радуемся, завтра опять зубы на полку... Костыли в шпалы заколачивать, балласт сыпать. Это все она нам Рождество посередь лета устроила, Ираида Анатольевна. Ничего не жалеет, все расшвыривает! Лукинишне вон волосы за валюту купила! Как артистка стала! Лысеет она у нас, Лукинишна, волосы лезут, без витаминов-то.

Женщина стащила парик, на голове под волосами просвечивала кожа. Повертела парик и повесила на куст:

- Да я ее что, просила? Она сама...

Она уловила угрюмую враждебность Михайлыча и наших парней, почуяла настроение местного капитана, которого, видно, знала хорошо. Дед тоже примолк, только поглядывал на грызущего травинку капитана с покорностью, с которой люди, привыкшие к бесправности, смотрят на любого законника, и было понятно, что он готов помочь нам, но пока все еще толком не сообразил, что же произошло.

Не знаю, сколько бы мы там торчали, если бы не рявкнул неподалеку клаксон, сквозь заросли пробился свет фар и прямо на насыпь, упруго подпрыгивая на шпалах, выкатилась новенькая легковушка. Я даже глаза прикрыла - мне показалось, кто-то оседлал моего "Дон Лимона". По окрасу она от моего "фиатика" не отличалась. Но это была нормальная отечественная "восьмерка", правда, с тонированными под иномарку стеклами, дополнительными молдингами, фарами и еще какими-то никелевыми прибамбасами. В машине гремела на всю катушку мощная стереоустановка, извергая хриплый голос, приблатненно оравший про Таганку, полную огня. Разом распахнулись все дверцы, и из машины, гогоча и переговариваясь, полезли какие-то расхристанные крашеные соплячки, мужики бандитского вида... Непонятно было, как все они там втискивались, потому что было их не меньше десятка. Они стали выгружать картонные ящики с выпивкой, бумажные кули и коробки. Их вид не вызывал сомнений, что в загуле они не первый день.

На нас особенного внимания они не обращали, только какая-то мочалка, уставившись на нас, крикнула:

- Ирка-а-а... Кого ты еще зазвала?

Я разглядела в полутьме салона Горохову. Она сидела за рулем, голоплечая, в прорезных автомобильных перчаточках, и курила.

Она выбралась наружу, огляделась и, увидев меня, пьяно ткнула в меня пальцем:

- Эту-то? А чего ее звать? Она теперь куда хочет, туда и заявляется! Незваная... Это твои, что ли, мордовороты, Лизка?

Чичерюкин обалдел. Он стал приглядываться к ней, морщился, будто собирался заржать, и, кажется, первым уловил, в чем тут дело. Я смотрела на Ираиду Анатольевну Горохову, как в зеркало, отражающее меня, только искаженно и нелепо, как в горсадовской зеркальной комнате смеха. Горохова остригла свои белесые кудельки под Л. Басаргину, выкрасила их под мой естественный цвет, вороньего крыла. Низкие бровки она сбрила, и в каком-то классном салоне ей присобачили декоративные разлетистые дуги, повыше. Помада была моего любимого оттенка, матово-лиловая. Она даже очки себе купила точно такие же, квадратные, в простой металлической оправе, но явно с простыми стеклами, без диоптрий. Накинула на сдобное конопатое плечо лямку "моей" сумки типа сундучка из тисненой красноватой кожи, напялила "мое" любимое платье, из вечерних, цвета гнилой вишни, без рукавов, с приоткрытым лифом и вырезом на спине почти до копчика, купленное, видимо, в том же итальянском бутике, но никто ей не подсказал, что его нужно укоротить по росту, и она казалась какой-то сплюснутой и путалась в подоле ножонками на громадных и нелепых платформах. Я таких, правда, никогда не носила, но это было единственное отступление, которое она себе позволила. Чтобы дотянуть свой росточек до моего.