А пока неспешно проехала мимо местной ментовки. Перед нею стояли патрульные "жигулята" и мотоцикл с коляской, какой-то мент, позевывая, обметал веником ступеньки у входа. Но, в общем, мне показалось, что на яркую иномарочку с московскими номерами он внимания не обратил, тем более что было лето и из Москвы на пляжи и окрестные просторы уже попер столичный житель.
Я знала, куда мне поехать.
Деда в знак заслуг похоронили почти в центре города, на старом небольшом кладбище, где обычных горожан уже давно не хоронили и где лежали отцы города как царских, так и последующих времен, воротилы сапожных дел, поскольку со времен Петра считалось, что у нас тут столица сапожной империи. После революции часть гранитов и мраморов со старых памятников шла на надгробия передовых строителей новой жизни, местного, конечно, масштаба, но часть сохранилась, с памятников только посшибали кресты. В общем, это было уже не столько кладбище, сколько самая старая часть городского сада, только чугунные литые ворота на входе, со скорбными ангелами и опрокинутыми факелами, еще напоминали, что тут кладбище.
Сразу за воротами была пирамидка из нержавейки, со звездой, под которой лежали местные пацаны, из "афганцев". Дедово место было дальше, в глубине.
Я оставила машину перед воротами и побрела к Панкратычу. Место действительному члену Академии сельхознаук, лауреату и так далее отвели достойное, земли человеку земляному не пожалели, между двумя дубами на невысоком бугре лежала большая, красиво обколотая только спереди, под табличку, но, в общем, необработанная глыбина темно-серого с искрой гранита, которую дед лично привез из Карелии и которую мы тут ставили вместе с Иркой Гороховой лет пять назад, как раз перед тем, как меня повязали.
Эта сучка еще орала на крановщиков, как хозяйка, заботилась, значит, почти по-родственному.
Под дубами было темно. Трава вокруг памятника была аккуратно обкошена, и я поняла, что за могилой присматривают. Правда, в стороне был поставлен стожок и обкошенность можно было отнести и на счет какого-нибудь хозяйственного горожанина, который заготавливает сенцо для своих кроликов или козы.
Я протерла платком латунную доску, пожалела, что у меня нет свечки, стала на коленки и, припомнив кое-что из Гашиных молитв, немножко пошептала.
Когда я вышла с кладбища, возле "Дон Лимончика" стоял мотоцикл с коляской, один из ментов светил фонариком внутрь, а второй топталей чуть поодаль с коротким автоматом на плече и с "уоки-токи" в руках, в рации что-то трещало и бормотало.
- Есть проблемы, ребята? - спросила я.
Оба были очень молодые, и, если они из местных, вряд ли я когда-нибудь с ними пересекалась.
Наверное, мы уже всем десятым классом гоняли на острова, на нашу "трахплощадку", когда их мамы за ручку привели в школу.
В лицо они меня не знали, это уж точно.
- Документы попрошу, - сказал тот, что с фонарем.
- А в чем дело? Стоянка запрещена или ловите кого?
- Кого надо, того и ловим.
Я вынула и протянула ему паспорт и визитку.
Он посветил фонариком в паспорт, повертел визитку, никакого впечатления на него она не произвела.
- Сумочку, пожалуйста...
Я пожала плечами и протянула сумку. Заводиться с ними в мои планы не входило ни с какого боку.
Он сунул нос в сумку, и только тогда я вспомнила, что внутри пистолетик.
- Ого! Тут ствол.
- Там еще и разрешение на ношение. И все такое! - заметила я.
- Права, техпаспорт...
- Это в бардачке.
Я отомкнула дверцу и выгребла все, что надо.
- Багажник откройте...
Процедура была нормальная. В Москве и окрестностях трясли всех. Особенно на иномарках. Но обычно за мной плелся охранник на "жигуле" и тотчас вмешивался, для страховки похрустывая мздой в кулаке. Наверное, и эти того же ждут. Тем более тачка не местная, номера московские. И, по всему судя, эти недозрелые соловьи-разбойники тоже освоили все начала ментовской обираловки. Единственное, на что я надеялась, - в красной книжечке на оружие стояла подпись генерал-лейтенанта и красная печать.
Они отошли чуть в сторону, что-то побубнили по рации, пошептались и потом сказали, что я должна проехать с ними до ментовки.
- С чего это?
- До выяснения.
- Смотрите, как бы потом не пожалели, - сказала я.
- Так мы же, это... приглашаем.
Я поняла, что сделала первую глупость: нужно было дождаться дня и въехать в город в потоке, а так одинокая тачка была слишком большим раздражением.
Но делать было нечего, они прилипли плотно, а ставить на место служивых логичнее через начальничков.
Так что минут через десять я уже сидела на дубовой скамье в коридоре родимой ментовки. Паспорт и сумочку с деньгами и дамской дребеденью они мне вернули, но ключи от машины, ствол, визитку и книжечку, снова пошептавшись, куда-то унесли.
За остеклением, в выгородке, где обычно сидел дежурный, никого не было. А так все было, как всегда, здесь почти ничего не изменилось с того самого дня, когда меня привели сюда в наручниках, прямо из дедова дома, а дознаватель Курехин торжественно нес пластиковый продуктовый пакет с "изделиями из желтого металла", которые я вроде бы свистнула в квартире у судьи Щеколдиной.