– Я бы на это не надеялся. Сейчас я увидел, как ты умеешь манипулировать людьми, превращая их в своих обезьянок. Но я больше не принадлежу к их числу, – отрезаю я, осматривая мать с головы до ног. И это больно, внутри неприятно и больно, что человек, которому я так верил, была не той, кем я её представлял. Ведь у меня есть доказательства, а она продолжает разрывать всё, что обязана была сохранить между мной и отцом. Семью. А я хочу её, хочу иметь жену, которая будет любить меня и верить в меня. Хочу иметь то место, куда я буду возвращаться не потому, что так надо, а потому что душа именно там, и ожидает моё тело, чтобы воссоединиться и очутиться в уюте и тепле. Вот это всё для меня теперь представляется одной большой болью.
– Артур, ты ведь не собираешься…
– Сейчас я собираюсь отправиться позавтракать, Хелен, хотя аппетит вы мне испортили. А дальше, пока не знаю, – обхожу женщин, готовых продолжать свои спектакли, каждая пытается вытянуть из меня сочувствие. И если раньше я был наполнен им к матери, то сейчас я пуст. Только злость внутри меня, обида, что обращена теперь на неё и нет желания прощать.
– Ах, да, мама, Хелен, с Рождеством, – с улыбкой поворачиваюсь к ним, наслаждаясь бледностью матери. Я хочу, чтобы и ей было больно, как мне в тот момент, когда держал эти письма. Хочу, чтобы призналась и раскаялась, позволила мне простить и отца. Хоть что-то сделала. Не получаю ничего в ответ, а только ядовитую массу, отравляющую мою кровь.
Я вижу лицо матери, которое любил… может быть, я не прав? Может быть, слишком жесток сейчас? Может быть, правда, всё это не моё? А именно сейчас я играю какую-то роль, что никогда не будет моей?
– Ты ведь знаешь, насколько я ненавижу этот день, Артур. За что ты так со мной? Именно в этот день твой отец бросил нас! Я же люблю тебя, – громкие рыдания матери, и я моргаю, уже раскаиваясь сам в своих действиях. Ничего у меня не выйдет, она моя мать и она отдала себя мне, закрыв глаза на свои нужды.
– Мама…
– Илэйн, с возвращением. И уж прости меня, что влезаю, но ты так орёшь, мёртвого поднимешь, – раздаётся голос с лестницы, поднимаю взгляд, встречаясь с Роджером, с улыбкой, встречающего свою жену.
– Ты ещё жив, Роджер, – выплёвывает слова мать.
– Не твоими молитвами. Зачем же ты так неприятно лжёшь? Могу напомнить тебе, моя милая, что, когда родился Артур, ты сменила замки и наняла охрану, дабы я к тебе не подошёл, как и к своему сыну. Даже пыталась подать в суд, лишить меня прав отцовства, а до этого выгнала меня. И да, я признаю, что есть моя вина, но я считал тебя своей женой и никогда бы не подумал, что ты будешь обманывать моего сына.
– Он не твой сын! Он мой сын, понял? Ты забрал Энтони у меня! А мне оставил Артура, только его. И что я должна была делать? Мне пришлось любить его, а не Энтони…
– Пришлось? – Эти слова ударяют по затылку. И я подхожу к матери, бросившей на меня быстрый взгляд.
– Я не так выразилась. Он слишком любил Энтони, не позволял мне даже менять ему подгузники. И я тогда просила его о другом сыне, что будет принадлежать только мне. Конечно, я могла бы родить от другого. Но я ценю чистоту крови. У меня был ты, милый…
– Пришлось любить меня? Меня так сложно любить, мама? – Но я не слышу её, только эти слова повторяются в груди, подводя меня к черте, которую готов переступить.
– Нет, Артур, тебя легко любить, потому что усилия, чтобы это делать, не нужны, – отвечает за мать Роджер, а я смотрю в её глаза, лишённые любых чувств. И мне так больно. Пелена, последняя пелена, что была на моих глазах, падает и я отшатываюсь, погружаясь в собственный ад.
– Кем я был для тебя? – Тихо подаю голос, а внутри меня пустота, с каждым вздохом она увеличивается.
– Всем, Артур, ты был для меня всем, так это и осталось. Но сейчас не место и не время обсуждать это. Мы вернулись домой и сегодня у нас будет предсвадебный бал, а завтра свадьба. После неё вы полетите в свадебное путешествие в Норвегию, мы приобрели…
Вот и всё, потухло всё внутри. Я оказался в тишине, наблюдая за каждым, кто здесь стоит. Матери плевать на то, что она в порыве гнева сказала, и я понимаю – это правда. Та самая правда, которую люди говорят сгоряча, а потом боятся, выкручиваются, как она сейчас. Перевожу взгляд на Хелен, с наслаждением наблюдающую этот спектакль, она больше увлечена кольцом, что блестит на её безымянном пальце, чем мной и моим состоянием. И последний Роджер, с сожалением качающий головой и возвращающийся в свою спальню. Больше не помочь этой семье, никогда не помочь.
– Никакой свадьбы, – слышу свой голос, и наступает тишина. Наконец-то, Хелен отрывается от любования кольцом, приподнимая брови. Мать с ужасом смотрит на меня.
– Ты, наверное, забыл, Артур, что я сделаю, если ты отменишь её? – Ехидно произносит Хелен.
– Нет. Всё помню, но это того не стоит, – качаю головой, обходя женщин и поднимаясь наверх.
– Артур!
– Сынок! Что здесь у вас произошло?
– Артур! Я отдам её в приют!