Леди Чудо

– Не смей оскорблять их. И Венди. Это ты не смогла увидеть в этом ребёнке хорошее, потому что никогда этого сама не видела и не хотела. А она такая, замечательная и добрая, лишённая любви. Обычной материнской любви. Ты счастлива узнать, что я раздавлена предательствами? Счастлива, что мертва внутри, как будто куски от меня оторвали? Счастлива сейчас? Надеюсь, ты рада услышать, что я на мели и без каких-либо перспектив на будущее. Меня уволили, и я не вернусь в Нью-Йорк больше, потому что смысла нет. Я спала и наслаждалась этим с неподходящим для меня мужчиной. С чужим и теперь уже женатым. И, возможно, я буду беременна от него. Но никогда в своей жизни я не потребую ни за что денег! Никогда, поняла? Потому что моя любовь не продаётся. Радуйся, Донна. Радуйся и возликуй, что все мои ужасные тайны ты вынудила меня сказать, дабы отбелить благородных людей, которые не заслуживают твоей ненависти. Обрати её на себя, только вот мне жаль твоего ребёнка, который тоже никогда не увидит в своей матери добро и любовь. Мне жаль тебя, потому что ты не знаешь, каково это – любить, даже если больно. Ты ни черта не знаешь обо мне и не вправе судить меня. Простите, – выскакиваю из-за стола, несясь в свой подвал, и падаю на кровать, сотрясаясь в громких рыданиях.

Кажется, что больнее быть не может. Но есть. Меня разрывает от своих слов и ярости, которую выплеснула. Разрывает от стыда за свои поступки и за то, что это выглядело крайне отвратительно.

– Милая моя, – мягкое поглаживание по волосам, и я, поднимая голову и стирая слёзы, вижу печальные мамины глаза.

– Прости меня, что такая непутёвая. Прости, что меня уволили, мам. Прости, что не сказала. Прости, – плачу я, оказываясь в её объятиях.

– Тише, Энджел, тише. Ничего страшного, это лишь мелочь в жизни. Все теряют работу, но главное, ведь другое. Тише, не плачь, Донна очень плохо поступила с тобой, но отец её приструнит…

– Нет, мама, она права. Я ужасный человек, таила же ото всех, что делала, что разрешила себе полюбить его, а он бросил меня. Бросил, – признание, которое теперь имеет силу слов, причиняет такую боль, что хочется взвыть.

– Ох, доченька, не бросил он тебя, не бросил. Просто обстоятельства были против вас, и так тоже часто бывает. Он любил тебя и когда-нибудь поймёт это, если уже не понял. Будет корить себя, – заверяет она.

– Не хочу… ничего не хочу, мама. Не хочу дышать. Не хочу двигаться куда-то, даже шаги делать больно, так тяжело. Не хочу верить… вера для меня самое страшное, как оказалось, – грудь разрывает от рыданий.

– Нет, Энджел, послушай, – поднимает меня со своей груди и обхватывает лицо руками. – Послушай, не изводи себя. Отпусти хотя бы на эту ночь. Ведь я верю в то, что ты заслужила сказку, которую ты сама создаёшь вокруг себя…

– Я не пойду. Никуда не пойду, принеси мои извинения…

– Пойдёшь, Энджел. Ты наденешь это платье и пойдёшь. Уважь хотя бы немного старика, который хочет отблагодарить тебя так, как умеет. Не гневись на него за это, за то, что вызвал зависть. Ведь он увидел, какая ты на самом деле. Увидел и ответил именно так своей добротой ко всем нам. Отблагодари и ты его за такой подарок, ведь не известно сколько уготовано всем нам, а он уже стар. Подари ему хотя бы немного ещё своей доброты, Энджел, она ему необходима сегодня, как и тебе, как и всем нам. Хотя бы на эту ночь, дорогая моя, позволь себе поверить в последний раз, что всё возможно.

– Не хочу. Не могу больше, мама. Всё понимаю, но не могу. Каждый день и каждый час обращается против меня, словно теперь судьба наказывает за то, что натворила. За то, что наслаждалась и мне не стыдно. За то, что полюбила его. Вернуться туда не могу, ведь буду видеть иное. Не боль и злость, обиду на него, что обманулся. А его улыбку и счастье, что жила в нём и умерла в тот самый миг, когда обрушил на меня реальность. Возможно, пришло время окончить свои муки и признать, что глупа я. Нет никакой магии и волшебства, есть только жизнь, в которой одна мгла.