Леди доступна

— Эл, познакомься с моим другом, — как ни в чем не бывало продолжала Белла, — Ламберт Пирс.

— Белла несколько преуменьшает степень нашей близости, — с неприятной улыбкой поправил Пирс. — Она не подходит под определение «друг».

— А под определение «знакомый»? — еще неприятнее улыбнулся ему я.

— Ламми! — холодно бросила Белла. — Во-первых, не озадачивай человека своими очками, а во-вторых, не трать на все эти глупости столько сил, ладно?

— Ладно! — Он глубоко вздохнул. — А вы интересный экземпляр, лейтенант. Для полицейского главное мышцы — ведь так?

— Чем вы еще занимаетесь, кроме того, что оскорбляете людей? — спросил я.

— Так уж случилось, что я писатель, — произнес он ледяным тоном. — Я, видите ли, один из тех странных типов, которых называют интеллектуалами и которых вы не в состоянии понять.

— Расскажи ему о своем романе, Ламми, — заговорила Белла с мягкой настойчивостью. — Это его потрясет.

— Если только я отыщу необходимые слова для того, чтобы он меня понял, — с сомнением заметил Пирс. — Вы когда-нибудь читали книги, лейтенант?

— Вы имеете в виду книги без картинок? — уточнил я. — А зачем их вообще читают?

Он погрузил пальцы в заросли волос и задумчиво почесал макушку. Затем тяжело потянул носом и посмотрел на Беллу.

— Это становится забавным, — сказал он, обращаясь только к ней своим прекрасно поставленным глубоким басом, так не соответствующим его внешности. — Лейтенант издевается надо мной. Мы имеем здесь редкостную птицу: полицейского с претензиями на интеллект!

— Нет, ты все же расскажи ему о своем романе! — настойчиво попросила Белла. — Это его позабавит.

— Ты находишь мою работу настолько забавной? — Стекла в упор уставились на Беллу. — Ты полагаешь, он в состоянии оценить твое, наше остроумие? Тебе нужно то, что у тебя было с Гилом, то, земное, так скоро?

— Тогда оставь его в покое, — твердо сказала она. — Сиди в своем углу и молчи!

Он повернул голову и посмотрел мне прямо в лицо. Я увидел его глаза, огромные и рассеянные, за толстыми стеклами очков.

— Проза — умирающий вид литературы, лейтенант, особенно романы. И на то имеются причины. Может быть, попытаетесь угадать какие?

— Люди перестали покупать подобные книги, — предположил я.

— Остроумно. — Уголки его рта дрогнули. — Роман умирает, лейтенант, потому что он лишился своего основного предмета — человека! Моя проза основывается на совершенно новой концепции.

— Я слышал о не-книгах, которые пытаются рассказать о человеке, — заметил я. — А вы? Вы пишете о не-человеке?

— Моей книге нечего делать с людьми, — холодно ответил он. — Нечего!

— Тогда о чем же она?

— О разложении! — провозгласил он. — Жизненный цикл болота — от начала развития до последнего этапа разложения.

— Наверно, это будет что-то длинное? — с беспокойством спросил я.

— Пока написано триста тысяч слов, — с гордостью заявил он. — И я еще не дошел до описания основ ползучего разложения.

— Это будет настоящее легкое чтение, — сказала Белла. — Никаких абзацев, никаких диалогов. Триста тысяч слов, разбитых на три главы, — шанс дл замшелого читателя!

Пока она говорила, я разглядывал глаза Пирса под толстыми стеклами. Они оба ждали моей реакции на сказанное, а у меня было тягостное ощущение, что просто вот так сразу рассмеяться ну никак нельзя, они могут обидеться!

— Вас это все не удивляет, лейтенант? — с подозрением спросил он после довольно длительной паузы.

— Нет, — произнес я и со смутным чувством удивления ощутил, что это правда. — Вы занимаетесь тем, что считаете важным, поэтому вы должны делать это. Тот факт, что это важно для вас, — достаточное основание для того, чтобы этим заниматься. Поэтому вы должны писать роман о болоте, а Белла должна продолжать рисовать одну и ту же орхидею, пока не почувствует, что ухватила самую ее суть.

— Ты слышала? — Он с торжествующим видом повернулся к ней. — Перед нами чудо: полицейский, умеющий думать.

Угрюмое выражение появилось в глазах у Беллы. Она наклонилась и зажала холст ножницами.

— Удивительно! — Она презрительно улыбнулась и принялась энергично кромсать холст.

— Бедная Белла… — Пирс весело хихикнул. — Такое непонимание. Така невозможность доказать, что твой ум контролирует твое тело!

Белла вздрогнула. Кончик ножниц проткнул холст.

— Черт! — воскликнула Белла. — Посмотри, что ты наделал, крокодил несчастный!

Я почувствовал, что атмосфера накаляется, и поспешил заговорить о деле:

— Если можно, не ссорьтесь, пока я здесь, ладно? Я пришел, чтобы кое о чем спросить вас, а пока получаю лишь не правильные ответы.

— Вы пришли поговорить о покойном неоплаканном Хардейкре, лейтенант? — прозвучал густой голос Пирса. — О ростовщике от искусства и соблазнителе простушек? Что ж, чудесно. Такой разговор доставит мне удовольствие.

Белла Бертран бросила холст и ножницы и растянулась на старинной кушетке, подложив руки под голову. Грудь ее приподнялась, и я подумал, что один вздох — и тонкая полоска купальника просто лопнет по шву. Чтобы подавить эту тревожную мысль, я снова перевел взгляд на лицо мистера Пирса и закурил сигарету.