Леди Джейн

— Я вам должна за уроки музыки леди Джейн. Вы занимались с нею на протяжении нескольких месяцев и имеете полное право требовать причитающиеся вам за труд деньги.

— Позвольте, мадам Жозен! Тут, верно, какое-нибудь недоразумение, — дрожащим от волнения голосом возразила мисс Диана. — Мне и в голову не приходило брать деньги за обучение девочки, с которой я занималась с истинным удовольствием. Если я давала ей уроки, то делала это по собственному желанию. Надеюсь, что и вы понимали, что я не жду за это платы.

— Напротив, я была уверена, что вы ждете за это денег. С какой стати стали бы вы учить даром леди Джейн, когда я в состоянии платить за уроки?

Жозен вытащила из свертка пачку банковских билетов и дерзко подала их Диане.

— Вы в таком затруднительном положении, что вам нельзя отказываться от денег, и я очень довольна, что могу сейчас же расплатиться с вами. Вы действительно хорошая учительница музыки. Успехами моей девочки я вполне довольна.

В первую минуту Диана была ошеломлена наглостью и дерзостью торговки, но, придя в себя, сказала:

— Очень сожалею, что вы приняли меня за платную учительницу. Благодарю вас, но повторяю: я не возьму денег.

— А я все-таки настаиваю, чтобы вы приняли от меня деньги. — И к великому удивлению Дианы, Жозен вторично подала толстую пачку банковских билетов.

— Уверяю вас, что это невозможно, — сказала Диана, — нечего нам об этом и толковать. Позвольте отворить вам калитку.

— Хорошо, хорошо, — надменно ответила Жозен, — но знайте, что с этих пор я не позволю своей племяннице ходить к вам. Я не привыкла получать что-нибудь даром от других. Если ей нужны уроки, я найду учительницу, но не такую гордую, которая считает унизительным брать деньги за труд.

— Неужели у вас хватит духа лишить нас радости видеть по временам леди Джейн? Мы так привыкли к девочке, — проговорила Диана, едва сдерживая слезы. — Впрочем, это ваше дело.

— Более я не позволю моей племяннице бегать целыми днями взад и вперед по улице, — резко возразила Жозен. — Я нахожу, что у нее даже манеры стали хуже. Пусть сидит дома.

Сказав это, Жозен сухо кивнула и захлопнула за собой калитку.

С этого дня леди Джейн перестала появляться в домике мисс Дианы. Диана часто плакала, тоскуя по девочке. Любимое развлечение — музыку она совсем забросила. У нее не хватало духа открыть фортепиано.

Но как-то раз Диана машинально подняла крышку инструмента и, присев на табурет, вполголоса запела любимую арию леди Джейн. В ту же минуту за окном, обычно закрытым ставнями, раздался знакомый детский голосок, абсолютно правильно вторивший певице.

— Это она! Это леди Джейн! — крикнула Диана, быстро вскакивая с места; она на ходу опрокинула табурет и бросилась к окну, чтобы сразу распахнуть его.

В это мгновение перед окном появилась девочка — бледная, худенькая, с блестящими глазками, с кроткой, ясной улыбкой на губах, с голубой цаплей на руках.

Диана выбежала на улицу и бросилась обнимать леди Джейн.

— Диана! Диана, что это ты выдумала растворять настежь окно и ставни? — сердито крикнула старушка.

Но Диане было не до нее.

— Мисс Диана, — шепотом проговорила девочка, обнимая своего друга, — тетя Полина не позволяет мне ходить к вам. Я должна была ее слушаться, не правда ли?

— Конечно, дитя мое, конечно! — сказала Диана, лаская девочку.

— А знаете, я каждый день приходила сюда в это время: все хотелось послушать, не поете ли вы? Но у вас было так тихо, ничего нельзя было расслышать.

— Дорогая ты моя, до музыки ли мне было… — сказала мисс Диана. — Вспомни, как я давно тебя не видала.

— Ну, не огорчайтесь, милая! Я ведь вас по-прежнему люблю. Я буду каждое утро приходить к вашему окну. Не может же тетя Полина сердиться на меня за это!

— Не знаю, дитя мое. А все-таки я боюсь, не рассердилась бы она.

— Диана! Диана! Да запрешь ли ты наконец окно? — продолжала ворчать старуха, очевидно очень раздраженная.

— Прощай, душечка моя! — торопливо проговорила Диана. — Мама не любит, чтобы я отворяла окно. В следующий раз я буду отпирать калитку и в саду нам можно будет свободно разговаривать. Прощай!

С этими словами Диана вернулась в комнату и принялась плотно закрывать окно и ставни.

В это же время мадам Жозен сидела в табачной лавке Фернандсу и жаловалась на соседей.

— Вечно суют нос куда не надо и вмешиваются в мои дела. Что за народ такой стал! — говорила она единственной приятельнице, испанке Фернандсу, которой доверяла большинство своих секретов.

Но Жозен только слегка намекнула испанке, что у нее недавно стряслась беда. Какая именно, она не сказала, но до соседей долетел слух, что с Эдрастом случилась большая неприятность.