Леди Джейн

– Ну, теперь я спокойна, – объявила тетушка Моди, с гордостью глядя на мужа. – Все в городе знают, что если Пэшу вмешался, значит, дело правое.

Мадам Жозен очень бы разволновалась, если бы услышала этот разговор. Она и без того постоянно мучилась: ей все чудилось, что за ней следят, что в чем-то ее подозревают. Она старалась быть как можно любезнее и предупредительнее с покупателями и соседями, однако ей почему-то не везло: народу ходило к ней много, торговля шла бойко, но все покупатели были с ней холодны, неохотно вступали в разговор и никогда не задерживались в магазине. А ей так хотелось внимания, уважения. Ну хотя бы нескольких приветливых слов!

Главным предметом ее гордости был сын. Она отчего-то думала, что Эраст производит необыкновенное впечатление на всех местных дам. Всегда щегольски одетый, изящно причесанный, с драгоценными перстнями на руках, он целый день шатался по кофейням, трактирам, паркам или по модным улицам. Он хвастал перед приятелями дорогими сигарами, а главное, изящными часиками с бриллиантовым вензелем «ДЧ» и объяснял, по примеру матери, что это фамильная драгоценность.

Мадам Жозен гордилась, конечно же, и малышкой, для которой двери всех домов по соседству были всегда открыты. Красотой и изяществом девочка затмевала всех местных детей. Покупатели нередко шли в лавку мадам Жозен единственно для того, чтобы полюбоваться прелестным ребенком. Все это льстило тщеславию креолки. Но она ясно понимала, что леди Джейн гораздо больше привязана к Пепси, к Мадлон и даже к старичку Жерару, чем к ней, своей тете Полине. Девочка была всегда покорна и почтительна, но никогда не выказывала нежности. Горькая обида нередко шевелилась в глубине души мадам, и она мысленно обвиняла леди Джейн в неблагодарности.

– Змееныша я себе выкормила! – ворчала мадам Жозен, наблюдая из окна, как малышка переходит улицу, направляясь к своей подруге Пепси. – Чего только я не делала для этой девчонки! Недосыпала, недоедала, ухаживала за ней во время болезни. А чем она мне отплатила? Гордячка этакая! Нос передо мной дерет. Представится случай, так с грязью смешает! Вот что значит делать добро! Вытолкай я ее в тот вечер вместе с мамашей на улицу, меньше бы горевала. Кто знает, может, и впрямь лучше было бы не связываться с ними...

Чистокровные аристократки

Возле овощной лавки мосье Жерара стоял небольшой коттедж, выходящий двумя окнами на улицу; никто не помнил, чтобы ставни этих окон когда-нибудь открывались. Домик окружал высокий зеленый забор. Из-за забора виднелись цветущие кусты – розовый мирт, белые олеандры, жасмин, розы, наполнявшие воздух благоуханием. Прохожие едва могли устоять перед соблазном сорвать хоть один цветок со свисавших с забора роскошных веток.

Каждый день, в любую погоду леди Джейн заходила навестить мосье Жерара, а затем продолжала прогулку до зеленого забора, где непременно останавливалась полюбоваться на длинноствольные желтые, красные, розовые и белые розы, живописно выглядывавшие поверх забора. Девочке очень хотелось, чтобы чья-нибудь невидимая рука сорвала несколько прекрасных цветов и бросила ей или чтобы невидимые владельцы коттеджа отворили калитку и позволили бы заглянуть к ним в сад.

Не одной леди Джейн – всем обитателям улицы Добрых детей хотелось заглянуть в этот таинственный уголок. Но мало кому посчастливилось наблюдать, как молочник или булочник подходили со своим товаром к зеленому забору. Тогда на стук отворялась калитка, какая-то дама под вуалью принимала хлеб или кувшин с молоком. Любопытные ребятишки в эти несколько мгновений едва успевали разглядеть чудесный цветник и небольшой фруктовый сад.

Леди Джейн в столь раннее время, – когда являлись булочник и молочник, – еще спокойно спала у себя в кроватке. Но днем, гуляя около коттеджа, девочка ясно слышала доносившиеся из комнат веселое пение канарейки и мелодичные звуки клавикордов, под аккомпанемент которых чей-то голос, негромкий, но чрезвычайно выразительный, пел романсы и оперные арии. Одаренная от природы прекрасным слухом и замечательным голосом, девочка простаивала иногда по целому часу, наслаждаясь пением неизвестной певицы.

До сих пор никто не догадывался, что леди Джейн чудесно поет; одна только Пепси слышала, как малышка вполголоса напевала колыбельные песни, которые ей пела покойная мать.

Спи, моя крошка, усни!
Мягок ласковой ночи покров.
В небе над нами луна
Пасет стада облаков!

Пепси тогда закрывала лицо руками и тихо плакала. Леди Джейн не хотела, чтобы другие слушали ее пение, и если Мышка прокрадывалась в комнату, девочка тотчас умолкала.