Леди-горничная убирается

— Пшшшш! — в выложенном камнем очаге вспыхнул огонь. Загудел, разгоняя теплый воздух по небольшой комнате. Имперцы в очередной раз продемонстрировали свою изнеженность — бывший хозяин явно не собирался ждать, пока домик прогреется сам. Впрочем, скинуть шинель было приятно. Полковник передернул плечами от тянувшего в раскрытую дверь холодного воздуха. — Что ты там застряла?

Он выглянул за дверь… Девчонка старательно отчищала подошвы о скобу у порога. Полковник невольно покосился на свои ноги — снег с его сапог растекался безобразными грязно-серыми пятнами на сверкающих полированным узором светлых досках пола. Он невольно переступил с ноги на ногу, на один вздох, одно биение сердца почувствовав себя уличным мальчишкой, в немытой обуви ввалившийся в обихоженный хозяйкой дом. Сейчас будут гнать за наглость, и может быть даже половой тряпкой. И тут же встряхнулся! Он полковник победоносной алеманской армии, и здесь, и в любом доме на завоеванных территориях — у себя дома! Скоро алеманские офицеры будут у себя дома даже в императорском дворце! Не то что в гнездышке развратного алтарного аристократа!

— Хватит холод напускать — а ну марш внутрь! — рявкнул он на девчонку и она влетела в дом, будто ею выстрелили. Замерла у порога, опустив руки и уставившись в пол. Дверь за ее спиной с треском захлопнулась. — Раздевайся и накрывай на стол! — он сунул корзинку ей в руки, а сам, на ходу стаскивая мундир, направился к камину. Ласковое, живое тепло от очага, будто большой добрый пес, облизало замерзшие пальцы. Расстеленная перед очагом шкура, белая, как снег, и такая же мягкая, так и тянула прикоснуться и… собственно, почему бы нет? Он стянул сапоги, опорки, отшвырнул их в сторону и зарылся босыми ступнями в мех — хорооооошоооо! Но мало, пушистый мех и тепло хотелось чувствовать всем телом, отпустить все — усталость, напряжение, гнетущую ответственность… Он опустился на шкуру, растянувшись у потрескивающего искрами камина. Многие мечтают о юге: море, вино, никакой зимы… Но на юг захотят все, а тут… климат, конечно, ужасный, зато какие перспективы! Достаточно навести порядок и под рачительной алеманской рукой Север начнет богатеть. Хотя прежде чем решать, стоит еще присмотреться к центральным провинциям, когда они будут захвачены…

Сзади послышались тихие крадущиеся шаги… он напрягся, готовый перекатом уйти в сторону, если девчонка попытается ударить в спину. Но шаги замерли в ожидании у него за спиной. Он тоже подождал еще мгновение и наконец неторопливо обернулся.

Девчонка стояла перед ним с бокалом красного вина в одной руке, и тарелкой с закусками — в другой. Красиво уложено, подхвачено на белоснежную крахмальную салфетку, и держала девчонка все это как-то удивительно изящно и ловко. А потом завораживающе изящно опустилась рядом с ним на колени, даже не качнув вино в бокале. Ее простенькая юбка легла на шкуру неожиданно красивыми волнами.

— Хм… — он приподнялся на локте, посмотрел поверх ее плеча. У камина уже был накрыт столик — и даже какие-то яркие засушенные листочки-веточки выставлены для красоты!

Девчонка медленно, не глядя в глаза, но только поглядывая украдкой, протянула ему бокал. Он ответил ей пристальным изучающим взглядом. Неожиданная ловкость и эта вот… «красивость»… насторожили его. Пока она была напуганной и неуклюжей, ему было спокойней, а сейчас вдруг задумался: не слишком ли он расслабился? Он будто невзначай поднял болтающийся на шее монокль и глянул сквозь него на девчонку. Ничего. Никаких иллюзий. Но пить из рук той, чьи соотечественники взрывают дороги и убивают алеманских офицеров прямо в постелях, стреляя сквозь окна… Он невольно метнул взгляд в сторону окна. Оно было плотно закрыто ставнями, отсекающими как холод, так и беспощадное сияние постоянного северного дня.

Девчонка словно поняла что-то и…

— Можно… Можно, я попробую, господин офицер?

— Можно. — с облегчением разрешил он, снова преисполняясь к ней симпатией — вот так хорошо, так правильно: не он боится отравы, а она в жизни такого вина не пила, вот и просит.

Она чуть коснулась губами бокала, увидела, как он подозрительно прищурился… и отхлебнула уже от души. Замерла, блаженно прикрыв веки…

— Настоящее южное!

— Откуда знаешь? — он забрал бокал, походя зацепив ее тонкие пальцы своими. Принюхался. Пахло… вкусно. Он не знал, чем, но какими-то ягодами, кажется, травой и чуть-чуть медом.

Что ж, и в юге есть своя прелесть…

— Я… горничной была… нас учили…