Леди и одинокий стрелок

Доминго метнул на него свирепый взгляд. Его люди уже начали позволять себе смеяться над ним, а для лидера это плохой признак. Неожиданно взгляд его упал на старого Фелипе, самого почтенного члена банды. Откинувшись на спинку стула, он безмятежно храпел с открытым ртом, закинув назад голову. Не так давно он помог им найти ту троицу, что привезла к Санчесу убийцу его сына. Фелипе высказал гениальную догадку, что они попытаются кратчайшим путем вернуться к себе домой, и его предположения оправдались, после чего за Фелипе укрепилась слава едва ли не мудреца и провидца. Доминго решил, что и теперь старик сумеет вызволить их из затруднения, в котором они оказались.

– Эй, Фелипе! – крикнул главарь и что было сил встряхнул его. – Просыпайся!

– Да не брал я ее кур, она все врет! – пробормотал во сне Фелипе и сделал попытку свалиться со стула.

Доминго яростно затряс его.

– Фелипе! А ну, вставай!

– Куда, зачем? – проворчал пьяница, но все-таки открыл глаза.

– Фелипе, – требовательно проговорил Доминго, – чем мужчина отличается от женщины?

Фелипе покрутил головой, открыл в сладком зевке рот (больше половины зубов в нем отсутствовало), почесал седую бороду и наконец воззрился на Доминго. Заметив за спиной последнего ухмыляющиеся рожи своих товарищей, он наконец сообразил, что над ним шутят.

– Ну чего ты пристаешь к старику… – пробормотал он. – Спроси лучше Энрике, он тебе лучше об этом расскажет, чем я.

Бандиты загоготали. Энрике, молодой, стройный, с черными глазами в пол-лица, считался в банде самым неисправимым сердцеедом.

– Я тебя спрашиваю, черт побери! – прохрипел Доминго и встряхнул его.

– Ну ладно, уж и пошутить нельзя, – обиделся пьяница. – Значит, чем женщины отличаются от мужчин, да? Значит, женщины… – Он открыл рот, сосредоточенно размышляя, и наконец выпалил: – Женщины боятся мышей!

– Вот оно что… – медленно проговорил Доминго.

И вновь подозвал к себе неопрятную служанку. Та заколебалась, но он бросил ей серебряный доллар, и она, помедлив, кивнула и исчезла.

– Сейчас увидим, – пробормотал себе под нос Доминго, потирая руки.

Билли Пуля чувствовал в воздухе какое-то напряжение, и нервы его были натянуты. До него долетали обрывки разговоров за соседним столом: сначала эти чумазые мексиканцы таращились на то, как он пьет текилу, хотя этот напиток был для Билли не крепче пива – не потому, что Билли был заправским пьяницей, а потому, что обладал редкой способностью никогда не пьянеть, сколько бы ни было им выпито. Потом, насколько он мог судить, между игроками зашел разговор о женщинах, и они этак неодобрительно поглядывали на него – наверное, потому, что он отверг авансы той уродливой старухи. Слов нет, Билли любил женщин (и они чаще всего отвечали ему взаимностью), но только не таких, как эта служанка. Она, кстати, только что вернулась и вновь стояла рядом, глядя на него с улыбкой одновременно застенчивой и заносчивой.

– Принести вам еще? – неприязненно спросила она.

Билли показал на свою тарелку.

– Я еще не доел, – коротко ответил он.

– А, – неопределенным тоном протянул она. – Para usted, senor…[27]

И с этими словами она разжала плотно стиснутые пальцы и бросила Билли на тарелку живую мышь.

Неизвестно, как бы повел себя кто другой, узрев у себя на тарелке серое, хвостатое и усатое существо, тыкающееся носом в куски недоеденного мяса, но факт остается фактом: Билли сорвался с места и заорал не своим голосом. Этот вопль послужил сигналом для Доминго и его бандитов, которые со всех сторон набросились на несчастного гринго и вцепились в него двумя дюжинами рук. Билли попробовал было сопротивляться и почти достал револьвер, но тот был выбит у него из руки и закатился под стол. Кто-то набросил на него одеяло – полосатое серапе, и он заметался, пытаясь сбросить его с себя. Пока Билли сражался с серапе, Фелипе, на удивление проворно бегавший на своих искривленных ногах, успел принести веревку. Несмотря на вопли Мэллоуна, на его проклятья на испанском и родном английском, от которых скукоживался даже сигарный дым, Билли был завернут в серапе и связан по рукам и ногам, как какой-нибудь баран, после чего ему заткнули кляпом рот. Мышь, по-прежнему сидевшая на тарелке, в ужасе таращилась на то, что творилось вокруг.

– Ага, – сказал Доминго довольно. – Попалась, красавица!

Кулем лежавший на полу Билли Мэллоун издал протестующий хрип, и в это мгновение мышь пискнула и соскочила с тарелки. Даже усы ее поднялись дыбом от страха.

Дверь с ужасающим скрипом приотворилась, и в ее проеме возник человек. Пораженные до глубины души, бандиты уставились на него во все глаза.

8

Это был стройный кабальеро лет двадцати с необыкновенно холодными глазами янтарного оттенка. Светлые волосы его спускались до плеч, из-за пояса грозно топорщились рукоятки двух револьверов. На шее у незнакомца был повязан чрезвычайно кокетливый сиреневый платок.

Первым опомнился Гарсия. Он толкнул Доминго локтем в бок.

– Гляди, да ведь это сам Гильермо Пуля собственной персоной!