Леди и война. Цветы из пепла

Так разве ж позволят? Леди Нэндэг не упустила случая нажаловаться Тиссе. А Тисса тотчас бросилась его спасать. Или воспитывать. Урфин чувствовал, что сейчас на него будут воздействовать. Лаской. И не имел ничего против.

– Опять плохо?

Всегда плохо, но сейчас почти уже хорошо.

– Ребенок…

Она расстегнула камзол и помогла выпутаться из рукавов, которые вдруг стали тесными.

– …я когда-нибудь говорил тебе, что ты сокровище? И что я тебя люблю до безумия?

Рубашку он сам стягивает. А вот со шнуровкой корсета не справится. Но Тисса приходит на помощь.

– И не скажу… вот такая я сволочь.

– Лежи.

На ковре лежать хорошо, приятно. И запах мази, оставленной Кайя, не раздражает ничуть. Мазь едкая и шкуру в очередной раз сожжет, но от нее станет легче. А завтра он попробует снять корсет. Ненадолго. Минут десять для начала…

– Леди Нэндэг говорит, что мужчины никогда не взрослеют. Они до самой смерти остаются вредными мальчишками.

– Не верь ей. Она меня не любит.

– Зато я тебя люблю.

– Сильно?

– Очень. – Тисса поцеловала его в висок.

Но от укола это не спасло. Опять огня плеснули в кровь. И Урфин сжал зубы, чтобы не зарычать.

– Потерпи.

На него набросили покрывало. Нет, все-таки хорошо лежать… ковер мягкий, а пол твердый. В итоге – полная гармония. И Тисса рядом.

– Спой, – попросил Урфин. – Про Биннори… я помню, как ты пела.

В старинном доме над водой,
Биннори, о Биннори…

Урфин закрыл глаза. Он чувствовал себя старым, разбитым и при этом счастливым…

В нору Юго вернулся раньше обычного.

Последние дни требовали его постоянного присутствия, а сейчас и вовсе пришлось задержаться на три дня. Нечеловеческая работоспособность рыжего мешала собственным планам Юго. И он немного беспокоился за девчонку.

Сбежит?

Юго не стал ее связывать и запирать. Оставил воду, хлеб и запас свечей. Велел сидеть тихо… она была послушной девочкой. Упрямой. И старательной. Терпеливой. Ответственной.

Чтобы он вот так когда-то сам ломал собственное тело, раз за разом повторяя упражнения? Дотошно. Медленно. Сжав зубы и побелев от напряжения? Превозмогая боль в мышцах и то незабываемое ощущение натянутых до предела сухожилий? Когда еще немного и кости с хрустом разойдутся?

Она занималась, даже когда думала, что Юго уходил. Вставала напротив стены, закрывала глаза, вдыхала глубоко-глубоко, словно смиряясь с тем, что предстоит, и начинала повторять аркан^{17} за арканом.

И ведь получалось же.

Жаль, если сбежит.

Но если сбежит, Юго не станет ее искать. Пусть себе… в городе хватает ничейных детей, другую подберет. Или другого. Рыжий разрешил.

Рыжий предложил взять несколько учеников. И помощников… и кого Юго сочтет нужным, главное, чтобы работа делалась, а работы ныне всем хватит.

И все-таки он нашел время вернуться, заранее смирившись с неизбежным.

Сэйл спала, зарывшись в кучу тряпья, и плакала. Худенькие плечики вздрагивали, по грязной щеке ползли слезы, а кулачки прижались ко рту. Губы искусала до крови.

Между ней и стеной, словно защищая от холода, лежал кот. Хвост его нервно подрагивал, а взгляд выражал крайнюю степень неодобрения: нехорошо бросать детенышей одних надолго.

– А я думал, ты издох. – Юго протянул руку, чтобы погладить кота, но тот зашипел.

Злится. Не издох, но похудел изрядно и разменял половину уха на пару свежих шрамов.

– Нет, я рад, что ты выжил. Пойдешь ко мне в контору? Заместителем? Ты мышей ловишь, я – крыс…

Отвечать было ниже кошачьего достоинства, и зверь отвернулся. А Сэйл пошевелилась и, тоненько всхлипнув, открыла глаза.

– М-мастер?

Она называла его так с самого первого дня, и Юго не возражал. Было приятно. Он – мастер, она – ученица, которая когда-нибудь тоже станет мастером. И разве это не достойная судьба?

– В-вы в-вернулись? – Слезы опять хлынули из глаз.

Достойная… терпеть боль. Уродовать себя ради того, чтобы стать лучшим…

– Вернулся.

Она вдруг бросилась на шею и прижалась дрожа, словно в лихорадке.

И все-таки стать этим самым лучшим.

– Ну, что случилось? – Юго совершенно не умел утешать детенышей, тем более что Сэйл была с него ростом.

– Я… я думала, что вы тоже умерли. Все умерли… – Ее трясло так, что зубы клацали.

– Кто умер?

– Папа… и мама… и брат тоже. Он заплакал, и его нашли. А еще сестра… у меня красивая сестра была… она хорошо спряталась и сидела тихо…

Но это не спасло. Сколько было сестре этой девочки?

– Их убили те люди, которых ты мне назвала?

Лучшие имеют право выбирать заказы.

– Д-да. Наш управляющий. И еще другие. Они…

– Ты видела?

Кивок.

Видела, и, должно быть, не только, как убивают. И воспоминания заставили Сэйл подобраться. Она отстранилась и вытерла слезы.

– Простите, я больше не буду плакать… я сделаю все, что вы скажете. Я буду стараться.

И у нее получится. Она станет мастером и будет брать заказы. Приходить ночью в чужие дома и дарить смерть незнакомым людям. Быструю ли, медленную ли… порой мучительную.

Будет пытать.

И научится получать от чужих мучений удовольствие, которое заглушит собственную боль. Или сойдет с ума, когда мертвецов за спиной станет слишком много.