…
Мне тоже страшно: не хочу снова его потерять. Не уступлю ни человеку, ни темноте и, значит, найду способ. Мы оба держимся друг за друга, маленькие взрослые люди.
– Пойдем к камину, – предлагаю шепотом, зная, что сегодня Кайя не уснет.
И он молча поднимается.
Камин почти погас, и серое пятно золы расползлось по черным углям. Кайя наклоняется к самой решетке и что-то шепчет огню, подбрасывая дрова. Я же приношу вино, бокалы и вазу с белой черешней. Здесь она крупная, с маслянистым отливом и почти лишенная вкуса.
– Замерзнешь.
– С тобой – вряд ли. – Я разливаю вино, в отличие от черешни терпкое, почти горькое. Кайя пробует из обоих бокалов. Мы просто сидим, смотрим на огонь, преломленный в гранях бокала.
…
Кайя медлит, но все же вытягивается на ковре, устраивает голову у меня на коленях. Волосы мокрые, на висках и шее – испарина. Сам хмурый, и все же сейчас ему легче, чем было.
Он сам заговаривает. Спокойно, на углях эмоций, рассказывает обо всем.
…
…
Что еще мне ответить?
…
Но Кайя не способен убить дядю. А простить не в состоянии.
…
Он ставит пустой бокал на пол и, вытянув руку, касается моего лица.
…
Я наклоняюсь, разглядывая собственное отражение в рыжих глазах Кайя.
…
Лотерейный билет с гарантированным чудом, всего-то и надо – отвернуться. Не украсть. Не убить. Отойти в сторону и не мешать. Ведь, возможно, не произойдет ничего непоправимого.
…
…
…
Ну да, признать измену, раскаяться и с легким сердцем умереть, оставив Кайя разгребать последствия.
Его пальцы скользят по шее, расплетают и так распавшуюся косу.
…
…
…
…
Кайя ведь думал, мучительно, весь день, и вечер, и ночь. Перебрал ведь не одну сотню вариантов и знает тот, который будет если не идеален, то к идеалу близок.
Ему просто надо выплеснуть эмоции. И отодвинуть кошмар чуть дальше.
…
Он говорит и о должности палача, и о Кривой башне. Не то дом, не то тюрьма.