Леди и война. Цветы из пепла

Отвечать было ниже кошачьего достоинства, и зверь отвернулся. А Сэйл пошевелилась и, тоненько всхлипнув, открыла глаза.

– М-мастер?

Она называла его так с самого первого дня, и Юго не возражал. Было приятно. Он – мастер, она – ученица, которая когда-нибудь тоже станет мастером. И разве это не достойная судьба?

– В-вы в-вернулись? – Слезы опять хлынули из глаз.

Достойная… терпеть боль. Уродовать себя ради того, чтобы стать лучшим…

– Вернулся.

Она вдруг бросилась на шею и прижалась дрожа, словно в лихорадке.

И все-таки стать этим самым лучшим.

– Ну, что случилось? – Юго совершенно не умел утешать детенышей, тем более что Сэйл была с него ростом.

– Я… я думала, что вы тоже умерли. Все умерли… – Ее трясло так, что зубы клацали.

– Кто умер?

– Папа… и мама… и брат тоже. Он заплакал, и его нашли. А еще сестра… у меня красивая сестра была… она хорошо спряталась и сидела тихо…

Но это не спасло. Сколько было сестре этой девочки?

– Их убили те люди, которых ты мне назвала?

Лучшие имеют право выбирать заказы.

– Д-да. Наш управляющий. И еще другие. Они…

– Ты видела?

Кивок.

Видела, и, должно быть, не только, как убивают. И воспоминания заставили Сэйл подобраться. Она отстранилась и вытерла слезы.

– Простите, я больше не буду плакать… я сделаю все, что вы скажете. Я буду стараться.

И у нее получится. Она станет мастером и будет брать заказы. Приходить ночью в чужие дома и дарить смерть незнакомым людям. Быструю ли, медленную ли… порой мучительную.

Будет пытать.

И научится получать от чужих мучений удовольствие, которое заглушит собственную боль. Или сойдет с ума, когда мертвецов за спиной станет слишком много.

– Не прогоняйте меня, пожалуйста. – Сэйл обняла кота, который с безразличным видом устроился у нее на коленях.

Юго не прогонит.

Он будет учить тому, чему сможет, не изуродовав. Но не для того, чтобы сделать мастером, а чтобы она могла защитить себя. И семью.

Иначе какой прок от этих умений?

Глава 21 Семейные узы

Первая проблема родителей – научить детей, как себя вести в приличном обществе; вторая – найти это приличное общество.

О сложностях семейной жизни

Мы летели.

По реке, скованной льдом, который хрустел под полозьями саней. И весело заливались бубенцы на упряжи, а Кайя, не способный усидеть на месте, подгонял лошадок свистом.

Мальчишка.

Позади остались город и замок, который только-только очистился от мусора. Ему еще предстоит возродиться, древнему Фениксу, чье роскошное оперение сгорело в пламени революции. К весне уберут мусор и застеклят окна, пусть бы пока без витражей и прочих красот. Вычистят трубы, камины, снимут поврежденную обшивку, побелку обновят… работы много.

И замок, если разобраться, ерунда.

С городом все куда как плачевней. Он выгорел. И вымерз. Растерял почти всех жителей – кто-то сбежал, а кто-то погиб, кто-то остался за Зеленым валом и вряд ли захочет возвращаться. Оставшиеся же…

Люди, замотанные в тряпье, с трудом стоящие на ногах, бродили по пепелищу. Сбивались в стаи. Прятались от патрулей. Отказывались верить, что хлеб есть.

Он был: в подвалах замка собрали неплохой урожай. Пшеница и рожь, ячмень, где-то уже подпорченный плесенью. Мука. Горы репы, моркови и свеклы. Черная редька и сушеный горох в мешках из-под пороха. Бочки с медом и пивом. Солонина. И сушеная рыба. Даже та самая радужная форель из Эйра…

Людей выманивали запахом еды. Раздавали на площади, поставив оцепление. Меняли миски с кашей на информацию.

Имя. Возраст. Семейное положение. Род занятий.

Городу нужны были мастера.

Хлебные карточки выдавали сразу. И отправляли в бывшие казармы: их легче топить. Угля благо хватало в тех же замковых подвалах. В них вообще обнаружилось много ценного…

Те первые недели были безумны.

Людей требовалось не только накормить, но и обеспечить жильем, более-менее пригодным для зимовки. Старых солдатских казарм не хватало, и Кайя приказал использовать особняки. Жителей сгоняли, вылавливая по подвалам, по подворотням, вытаскивая из развалин. Объясняли. Убеждали. Тщетно. Слишком жива была память о том, сколь опасны люди с оружием. И в страже видели отнюдь не защиту. Они предпочитали замерзать, но держаться наособицу.

Однако постепенно налаживалось.

Они приходили сами. И оставались. Приводили семьи или просто случайных знакомых. Прибивались к патрулям, помогая прочесывать кварталы. Обживались.

Шли к писцам, выискивая в общих списках тех, кто был дорог. И сами помогали составлять другие списки, которые прозвали «черными».

Мертвых было больше, чем живых. И каждый день подводы шли из города, чтобы вернуться.

Вдоль площади выстраивались фургоны врачей, и я с горечью вынуждена была признать, что в городе появился госпиталь. Сам собою возник, собирая истощенных, обмороженных, раненных огнем или железом. Хуже нет исковерканной мечты.

Кажется, в тот миг мне показалось, что ничего уже не исправить.

…в прошлый раз было еще хуже.