Леди и Волк

— Не уходи, Констанция! Пожалуйста, не уходи.

Так они плакали, пока боль не утихла. Если бы страдания или мужество могли отвести смерть, то они прошли бы этот долгий жестокий путь вместе. Но Кэтрин знала, что время истекает. Она осторожно уложила Констанцию в постель. Их взгляды встретились. В глазах больной зажегся огонь, последняя вспышка тлеющего уголька.

Всхлипнув, она заснула.

Кэтрин ждала. Широко раскрыв глаза и затаив дыхание, она смотрела, как поднимается и опускается обнаженная грудь подруги. Один. Два. Три. И последний раз. Потом наступил покой.

Глава 16

Кэтрин отказалась от чьей-либо помощи. Она сама завернула в плотные простыни безжизненные тела матери и ребенка. Их надо было отправить в Блэкмор. К полуночи она закончила. Тем временем Мэркхам и сэр Геральд перенесли кровать в дальний угол гостиной, а Джеффри вымыл пол.

После того как все было приведено в порядок, Рамси отправил девушку на кухню, где ее ждала кадка с горячей водой. И пока он охранял дверь, она с облегчением забралась в воду. Согревшись, Кэтрин смыла с себя следы разыгравшейся вечером трагедии, и вытерлась. Одеждой ей служили только бархатная накидка и шерстяные чулки. Она быстро поднялась по лестнице в спальню. Стефан уже ждал ее. Вернее сказать, он сидел у очага и подкидывал поленья в очаг. Уставший от боли и скорби, злости и разочарований, он не спал и не собирался этого делать, в отличие от Кэтрин.

Девушка молча смотрела на огонь. На ее опухшем лице уже не было следов ярости или гнева. Они исчезли вместе со слезами. Дыхание стало спокойным и размеренным, и лишь редкие спазмы нарушали его, напоминая о минувшей трагедии. Оказавшись перед лицом очередной утраты, Кэтрин утратила желание давать клятвы или просить прощения у Бога, который незаслуженно позволял умирать лучшим из своих детей.

Стефан опустился на колени и протянул руки к желтым языкам пламени. Жар был настолько сильным, что обжигал его ладони. И эта боль вытесняла другую — боль сердца. Он смотрел на Кэтрин — на ее лицо, обрамленное распущенными волосами, по которому блуждала печальная усмешка разочарования, на руки, скорбно скрещенные поверх складок элегантной накидки, — и всей душой хотел облегчить ее страдания. Но это было не просто, поскольку он хорошо знал, что разочарования ранят душу намного сильнее, чем другие чувства. Такое происходило и с ним во время чумы, но он был сильнее. Сейчас все было по-другому. Чувства Кэтрин были для него дороже собственных. И он не мог защитить ее. И не мог ничего изменить. Оставалось лишь бессильно наблюдать за мистерией жизни и смерти.

Но в конечном счете это горе уничтожило последний барьер между ними. Даже не притрагиваясь к Кэтрин, Стефан знал ее мысли. Они одинаково думали, одинаково чувствовали, и эта печаль была у них тоже одна на двоих. Он подошел к девушке и встал позади нее, едва касаясь подбородком шелковистых вьющихся волос. Запахи розовой воды и огня, которые он вдыхал с наслаждением, делали девушку такой реальной и женственной. И, где бы ее тело ни соприкасалось с его, — будь то грудь или пах, ноги или руки, — он терял хладнокровие.

Долгое время они молчали. В эту тишину врывался душераздирающий вой волчицы. Он разносился по поместью весь вечер. Луппа за день устала и теперь жалобно кричала скорее для того, чтобы нарушить тишину.

— С тобой все в порядке? — прошептал Стефан.

Кэтрин промолчала. Но он все знал без слов. Крепким объятием он пытался показать ей свое сочувствие. Когда Стефан прикоснулся щекой к ее затылку, его губы дрогнули в скорбной ироничной улыбке. «Ты хочешь знать, почему мы еще здесь? — мысленно обращался он к девушке. — Почему живы, когда другие души уже покинули эту землю?»

Кэтрин прижималась к Стефану, словно пыталась найти покой в надежном убежище его рук. Крупные слезы блеснули на ее ресницах. Пытаясь сдержать их, она прикрыла веки. Кэтрин хотелось плакать о своей несчастной участи, о своих потерях и сомнениях. Но этих слез Стефан не должен был видеть. Но слабая дрожь уже поднималась откуда-то снизу через сердце к трепещущим ресницам. «Не плачь, пожалуйста!» — Кэтрин уговаривала себя… И она не заплакала. Если бы Стефан знал о ее сомнениях, о том, как она бранится и злится на Бога за его несправедливость! Стал бы он тогда смеяться над ее благочестием и религиозностью? Знает ли он, насколько лицемерна она была, нарушив свою клятву Джорджу? И не отвергнет ли ее за это?

— Я… я… ничему уже не удивляюсь, — сказала девушка срывающимся голосом, — потому что я… ничего… не чувствую.

Она сказала неправду и беззвучно заплакала. Слезы крупными бусинами падали одна за другой на ее розовые щеки.

Стефан развернул Кэтрин за плечи и заглянул ей в глаза. В них по-прежнему горели искры огня.

— Это неправда, Кэйт, и ты знаешь об этом. Ты все чувствуешь, ты чувствуешь слишком много. — Его веки трепетали от волнения. — Но мы должны быть сильными. Мы должны идти вперед потому, что живы. Нельзя утонуть в этой боли и скорби.

— Слишком поздно, — с горечью произнесла девушка. — Вода уже поднялась над моей головой.