Леди, которая любила лошадей

Плясали перед глазами, но это от слабости, которая была хорошо известна Демьяну. Пройдет сама за день-другой.

— Вы… видели?

— Видели, видели, — отозвался некромант, отбирая у Демьяна кружку. — Все видели… еще бы понять, что именно.

— Сенька, — дышать становилось легче, и слабость отступала. Нет, она не денется никуда, будет мучить пару-тройку дней, а то и поболе, но к Демьяну хотя бы способность говорить вернулась, что уже хорошо. — Там был Сенька. И этот…

— Ижгин, — подсказал Вещерский.

— Он самый.

— Господи, дай мне сил, — княжна подняла очи к потолку. — Еле выкарабкался, а туда же, о деле… идем, дорогая, пусть себе посплетничают.

— Это не сплетни!

— Конечно, милый, — Марья улыбнулась этак, преснисходительно. — Но пока вы будете заниматься не-сплетнями мы, пожалуй, озаботимся ужином.

В животе заурчало.

Ужин… пожалуй, ныне у Демьяна не найдется такой силы воли, чтобы от ужина отказаться.

Глава 13

Василиса выместила раздражение на чесноке. Положивши зубчик на доску, она с неким непонятным самой наслаждением прижала его широким лезвием ножа.

Чеснок хрустнул.

И резкий запах его смешался с прочими ароматами.

— Все ведь живы оказались, — примиряюще сказала Марья, которая на кухне смотрелась… смотрелась неуместно, пожалуй, если бы на эту кухню перенесли бы рояль, он и то больше вписался бы в обстановку, нежели сестрица в идеальном своем костюме того бледно-розового колера, который шел лишь ей.

— Оказались, — согласилась Василиса и раздавила второй зубчик.

И третий.

Живы.

И возможно, что нет ни одной причины для беспокойства… конечно, нет. Она ведь не жена, чтобы беспокоиться. Она человек посторонний.

И надо держаться соответствующе. А вместо этого руки сами собой к скалке тянутся, желая выразить единственно доступным Василисе способом всю глубину ее возмущения. Василиса фыркнула.

И снова фыркнула.

Тряхнула головой. И прикусила губу, заставляя себя успокоиться. Злость — плохой помощник, а раз уж она взялась готовить, отославши кухарку, которая вовсе даже против не была, то надобно готовить.

Отправив чеснок в сковородку, в лужу раскаленного масла, она вздохнула.

— Это все… пустяки.

— Как скажешь, — охотно согласилась Марья. И поинтересовалась. — А уши у тебя почему красные?

— Не красные!

— Красные. Ты просто не видишь.

— Какая разница… — Василиса перевернула чеснок. Не хватало заговориться и сжечь его, тогда все придется начинать сначала, поскольку нет вкуса гаже, чем вкус пережаренного чеснока. — Я все равно проклята. И скорее всего такой останусь.

— Не скажи, — Марья пересела поближе, хотя явно соседство с чугунной сковородой, раскалившейся мало ли что не до красна, ей было неприятно. — Если это и проклятье, то весьма странное, я так тебе скажу… взять хотя бы тетушку. Она ведь прожила с мужем своим почти два десятка лет. А до того, оказывается, тоже едва замуж не вышла, но…

— Жених умер?

— Инфлюэнца, — кивнула Марья. — После еще к ней дважды сватались.

— И как? — Василиса вытащила чеснок и принюхалась. Масло пахло правильно, тяжелый резковатый аромат бадьяна мешался с тонкими травяными нотами, а чеснок лишь подчеркивал гармоничность этой смеси. Еще пару веточек розмарина, но позже.

Сперва мясо.

Свиные отбивные на косточке, пожалуй, были простоваты и великоваты, чтобы подавать их на званом вечере, но вот как-то подумалось, что сегодня вечер обыкновенный, да и нужна не столько изысканность, сколько сытность. Мясо легло на сковородку с характерным шипением.

— Никак. Первый спустя месяц после помолвки упился до смерти. Второй решил, что жизнь дороже денег.

Василиса кивнула.

Знакомо.

Шипение стихло. Кипело масло. Жарилось мясо.

— Оказывается, она сбежала…

— Кто?

— Тетушка. Я не знала… я многого, получается, не знала, — это Марья произнесла с немалой задумчивостью. — Сергей Владимирович рассказал. После того, как последняя помолвка была расторгнута, пошли слухи…

Василиса перевернула отбивные на другую сторону. Вовремя. Корочка получилась темною, но не горелой. А теперь и розмарин добавить можно, заодно уж и кусочек сливочного масла. И он, стремительно истаивая, добавляет мясу аромата. Главное вновь же, не передержать, потому как сливочное масло горит во мгновение ока. Но пока оно плавится, заволакивая сковороду желтой пеной, надобно поливать мясо.

Быстро.

И часто. Чтобы образовалась поверху мягкая сливочная пленка, которая станет этакой глазурью.

— И бабушка решила, что, коль уж не задалась светская жизнь, то следует обратиться к Богу. Она договорилась с монастырем, чтобы тетушку приняли послушницей.

— С монастырем?

Василиса едва ложку не выронила, благо, вовремя спохватилась. Дикость какая!

— Незамужняя девица — позор семьи, а уж такая, про которую говорят… разное и подавно.

Масло перекипело.

Теперь отбивные снять и пристроить на стальной бляхе. И в духовку минут на десять, не больше. Василиса прислушалась к своим ощущениям, и кивнула, определенно, не больше. А пока гарниром заняться.

И соусом.

— Тетушка не пожелала подчиниться родительской воле. И сбежала. А потом объявилась спустя пять лет. Замужней женщиной.

— Но бабушка ее все равно не простила, так?