Леди, которая любила лошадей (СИ)

- Мертвомир. Здорового человека вряд ли убьет, но ночные кошмары никого еще счастливым не делали…

- А… - Вещерский кивнул на Демьяна.

- А ему все едино, он уже одной ногою там.

Но руки Демьян все же помыл, хотя… след от чужого тумана остался и после мыла, правда, ненадолго. Стоило отпустить собственную силу, и на ладонях вспыхнуло темное пламя. И туман исчез. А по крови будто тепло прокатилось, хотя и слабое.

Беседу продолжили в ресторации, в которой, собственно, и оставили княжну с Василисой. Ресторация была из числа тех, которые Демьян в прошлой-то жизни обходил стороной, ибо казались они ему чересчур уж пафосными и дорогими. И тут позолота сперва смутила, как и невозмутимость швейцара, распахнувшего дверь.

Алая дорожка.

Белый мрамор стен. Картины огромные в тяжелых рамах. Кадки с пальмами.

Музыка.

Запахи закружили, окутали, и в животе заурчало, причем как-то так громко, что урчание это услыхали, кажется, и музыканты.

- Привыкай, - сказал Ладислав. – Они в родстве с живой стихией состоят, которая вполне способна стать источником физического насыщения, коль нужда выпадет. А мертвомир во многом силы тянет. Вот и приходится пополнять наиболее простым и доступным способом.

Рот наполнился слюной, и Демьян только и смог, что кивнуть.

И что получается? Он ныне обречен быть вечно голодным? И чувство это нарастало, грозя вовсе лишить рассудка. Никогда-то в жизни он не был настолько голодным.

Княжна выбрала стол у окна, меж двух пальм, которые, склонившись друг к другу, сцепились огромными зелеными листьями. Устроившись с удобством, она глядела на улицу и казалась отрешенною, супругу лишь кивнула. На коленях ее лежала папка с бумагами, которые княжна, кажется, просматривала. И Демьян подозревал, что прочла она вовсе не то, чего желала.

Супруга она приветствовала кивком.

А Демьяна с некромантом, кажется, и вовсе не заметила. В отличие от Василисы. Та… сидела с крохотною чашкой кофе, которую держала аккуратно, и молчала. Но вот во взгляде ее виделся вопрос.

- Он умер, - сказал Демьян, надеясь, что информация эта не является тайною. –Сердце отказало.

- Сердце?

- Он испугался. Побежал. И то, и другое – достаточная причина, чтобы слабое сердце подвело, - ответил за Демьяна Ладислав. И стул отодвинул, плюхнулся, вытянул ноги и меню принял от полового. Покрутил в руках и велел: - Несите.

- Что?

- Все. И много…

- Уха стерляжья? Консоме из дичи? С волованами или буше? – половой согнулся и говорил тихо, но четко. – Стерляди паровые? Жареные рябчики? Лосось с соусом тартар?

- Вот-вот… все и неси… - Ладислав определенно пребывал в настроении. – И побыстрее…

Он похлопал себя по впалому животу.

- Значит… - спросила Василиса. – Это… не я его?

- Определенно, нет. Это он сам себя, - Вещерский опустился на диванчик подле супруги. – Я могу помочь?

Марья склонила голову, вздохнула и ответила:

- Можешь… можешь кое-что узнать? Только… не уверена, что это… будет приятное знание.

Вещерский молча поцеловал ей руку.

Глава 9

Василиса никогда-то не любила семейные обеды, еще с тех самых пор, пока жива была бабушка. И не просто жива, но когда она, еще не утомившись светом, обреталась в городском их дома. В ее присутствии обеды эти проходили в тяжелом молчании. Василису тяготило и пространство столовой, казавшейся вовсе уж необъятною, и огромный стол, способный вместить сотню гостей, но чересчур большой для семьи Радковских-Кевич.

Белый снег скатертей.

Хрупкость костяного фарфора, для которого она была чересчур неуклюжа. Столовое серебро. Лакеи, словно призраки. И правила, бесконечные правила… и, наверное, не она одна мучилась этою повинностью, если, стоило бабушке удалиться в поместье, как все переменилось.

Не сразу, нет.

Батюшка с матушкой сбежали в Египет, а Марья, если и пыталась повторить сложное действо, больше походившее на церемонию, нежели обед, то у нее не выходило. А потом и Марья замуж вышла, и Настасья уехала, а бабушки вовсе не стало.

Как и семьи?

Пожалуй что. Александр пафоса столовой не жаловал, да и вовсе зачастую столовался вне дома. Одной же Василисе в огроменной обеденной зале было еще более неуютно, нежели прежде.

И все-таки семьей не принято было обедать в ресторации.

Даже в хорошей ресторации.

И чтобы под музыку, которая звучала откуда-то издалека, этаким неназойливым фоном. И разговаривать о пустяках, обо всех и сразу.

Смеяться.

Спрашивать. Тянуться через стол за солонкой или еще за каким пустяком. Шутить… это не было семейным обедом в полной мере. И все же было. Именно таким, который не в тягость.

И он длился.

И Василиса не имела ничего-то против, в конце концов, куда ей спешить-то? Но…

- Доброго дня, - сказал человек, которого она вовсе не рада была видеть и даже надеялась, что больше не увидит вовсе. А он вдруг появился в ресторации под ручку с Нюсей, и вместо того, чтобы занять столик, благо, свободные имелись во множестве, не нашел ничего лучше, чем к Василисе направиться.

Взглядом обжег.

И от этого его взгляда стало до крайности неудобно, будто это она, Василиса, виновата, что на нее этак смотрят, с выражением, с обещанием чего-то запретного.