Леди Макбет Маркелова переулка

– Мама! Мама, остановись! Никуда лететь не надо, прошу тебя! Давай договоримся – я сам знаю, что делаю! Тем более, некуда пока тебе приезжать… Мы комнату в коммуналке сняли, восемь метров всего, нам втроем негде повернуться. Я устроюсь на работу, снимем жилье получше, и тогда… приедешь, познакомишься с Леной…

– Да не буду я с ней знакомиться! Не нужна она мне! Ты мне нужен, ты мой сын! Да как она смеет вообще?! Вешается на шею мальчишке… Еще и на восемь лет старше… И с ребенком… Нет, я не хочу, Гриша! Я тебя дома жду! Ну, пожалуйста… Одумайся, сынок…

– Я люблю ее, мам. Все, больше ничего объяснять не буду, ты все равно не услышишь. Да и не должен я тебе ничего объяснять.

– Как это – не должен? Это она тебя против матери настроила, да?

Молчание в трубке. Потом вообще связь прервалась, полились из трубки короткие гудки. А может, Гриша сам прервал связь?..

Да, вот так взял и прервал связь с матерью. Ради какой-то Лены с ребенком. Ради восьмиметровой комнаты в коммуналке. Предал, значит. Порвал все обязательства по векселям, развеял по ветру. Выходит, Ольга была права и она эти векселя сама себе придумала… Но разве это справедливо, разве так правильно?

Несколько дней обида стояла комом в горле, не давала дышать. Катя пробовала снова звонить Грише – не получалось. И писать некуда. Где эта восьмиметровая комната, по какому адресу находится? Бродила по пустому дому из угла в угол, чувствовала себя обманутой. В который уже раз – обманутой! За что, за что? Неужели она такая плохая мать? Или… Или есть за что? Господи, да неужели за Стасечку?.. Она тогда свою мать выгнала, теперь ее материнскими чувствами пренебрегли… Все возвращается бумерангом. Но ведь несправедливо, если бумерангом! У бумеранга тоже шкала справедливости должна быть! Какая была Стасечка мать, и какая она… В чем ее-то можно упрекнуть? Да, иногда шла по головам… Но все ради счастья Никиты и Гриши…

Мысль о несправедливости бумеранга так крепко засела в голове, что грозила перерасти в неврастению. Потом Катя еще вспомнила тот разговор с Павлом на вокзале про Стасечку… Да, он тогда записку сунул с ее телефоном и адресом!

И Катя принялась искать записку, будто от того, найдет она ее или нет, зависело очень многое. Будто стоило позвонить по номеру телефона, обозначенному в записке, поговорить со Стасечкой, и все сразу встанет на свои места, и справедливость восторжествует, наконец!

Весь дом перерыла, нашла записку. Пальцы дрожали, когда набирала номер.

Ответили неожиданно сразу, после первого длинного гудка. Старческий хриплый голос, явно раздраженный.

– Кого? Стасечку? А кто такая Стасечка, вы куда вообще звоните? А хотя стойте… Вам Зинку, наверное?

– Да, да, по паспорту она Зинаида, все правильно!

– Эка, вспомнили… Зинка уж померла давно. А вы кто ей будете?

– Я? Я просто знакомая…

– А… Ну так поздно ты про Зинку вспомнила, знакомая. Уже год как схоронили ее.

– А… Как она умерла?

– Как, как… Машиной ее сшибло. Слепая она совсем к старости стала. Я ее за кофе отправила в магазин, у нас аккурат кофе кончился… А я не могу без кофе! Вот ее и отправила… Да, шпыняла я ее, было дело, да… Не шибко с ней считалась. Так опять же, имела право, она ж у меня в приживалках жила. Квартиру-то Зинка профукала, а дочка родная ее на улицу выгнала! Что ж, имела право, да! И поделом, что ж! А как Зинка хотела? Дети – они существа злопамятные. Ты их в детстве на копейку обидишь, а они тебе в старости на рубль отомстят. Хорошо, у меня детей нет… А вы, значит, знакомая Зинкина будете, да? Интересно, интересно…

– Да, я ее знакомая. Спасибо вам, до свидания…

Катя быстро положила трубку на рычаг, словно испугалась, что обожжется, а после начала бродить кругами по комнате, с трудом устраивая в себе полученную информацию. Умерла, значит… Машиной сшибло. Совсем к старости слепая стала. За кофе в магазин пошла. Хозяйка квартиры не может без кофе…

Катя закрыла глаза, услышала визг тормозов. Наверное, Стасечка сразу умерла, ей не было больно. Хотя – она теперь никогда этого не узнает…

Потом вдруг шагнула к телефону, снова набрала тот самый номер. И ответили опять сразу:

– Да, слушаю вас!

– Это снова я… Звонила вам десять минут назад…

– А! Ну-ну! Которая про Зинку спрашивала, да?

– Да. Только я не про Зинку, а про свою мать спрашивала. Извините. Я – ее дочь… Та самая, которая когда-то ее выгнала.

– Ну, так я это сразу и поняла… Кто еще Зинкой интересоваться будет? А чего сейчас-то звонишь? Стыдно, что ль, стало, что мать не признала?

– Да, стыдно.

– А ты не стыдись. Знаешь, как со стыдом жить трудно? Если он у тебя внутри поселится, все, считай, пропащая твоя жизнь. Покою в душе не будет. А к старости надо покой души сохранять, иначе это уж и не старость получится, а маета сплошная. Ведь ты не молоденькая, я думаю? Боишься маетной старости?

– Да, вы правы. Очень боюсь.

– Ну, вот видишь…

– Спасибо вам, что мать у себя приютили.