Леди Малфой

Следовало перехватить цветы, но незамеченной такая дерзость с моей стороны не осталась бы, да и Шила смотрела умоляющими глазами, блестящими от слез, боялась, что поступлю нехорошо я, а убьют её. Домовику приказали доставить презент лично в руки миссис Гойл и тайно, но тут вмешалась леди Малфой, которой она плохого и не сделала ничего!

Я лишь сказала:

— Смотри, чтобы хозяин открытку не заметил! — моё напутствие продлило Михаэлю Гойлу жизнь.

Теперь знаю, конечно — чему быть, того не миновать, но тогда я готова была рвать и метать, глядя в след чуть покачивающейся Шиле, удаляющейся с тяжелой корзиной великолепных черных роз…

* * *

Вернулись мы домой, когда за окном уже вовсю палило жаркое солнце. Я наслаждением приняла пенную ванну, позволив Кисси за мной поухаживать и размять затекшую шею. Забралась в прохладную постель, где уже спал, разметав платиновые волосы по подушке, взъерошенный Люциус, праздновавший рождение Сюзанны с Гойлом и Драко до тех пор, пока Михаэль не отключился, с грохотом свалившись под стол. Нора поблекла в памяти — радость легко затмевает во мне злобу и боль, и я провалилась в сон без сновидений, но последнее, что четко запомнилось, это яркий алый свет, обволакивающий своим сиянием всю комнату…

Меня будили долго, трясли за плечи, кричали, кто-то стоял и смотрел на меня расширившимися от ужаса серыми глазами, думаю, то был Драко. Пытка тряской продолжалась долго, и мне страстно хотелось, чтобы эти сильные руки, наконец, отпустили мое слабое тело туда, где покой, туда, где никто не потревожит, не обидит, но что-то живое внутри не давало мне уйти, тянуло в обратном направлении, и я безумно злилась на это что-то…

Переступив через свое нестерпимое желание покоя, я еще раз приоткрыла веки. Ко мне наклонился муж, я точно помнила, кто он такой. Мужчина посерел и постарел, и я задумалась, отчего? Почему одет так небрежно? Почему у косяка стоит белая как мел женщина с ребенком на руках и взахлеб рыдает?!

Люциус дотронулся губами до моего лба, согревая его горячим дыханием, и исступленно зашептал:

— Живи, только живи!

Глава 16

Скрипит дверь. Я жду её скрипа с нетерпением, схожу с ума от волнения и еще мне очень стыдно. Стыдно, что не решилась нарушить запрет и написать слова поддержки, не рассказала, как обстоят дела, ведь ему так грустно и одиноко, он столько долгих дней боялся, что друзья его оставили, а неведение наверняка стало его самым страшным испытанием за все лето! Еще и дементоры, разумеется, но их то он одолел! Это же Гарри, наш Гарри! Он все может! В носу щекотно, эта маленькая пыльная комнатка в новой штаб квартире Ордена Феникса располагает к чиханию, как никакая другая, но убираться нет ни сил, ни желания. Вокруг опасность, и нам нужно скорее все узнать, чтобы как-то поучаствовать и помочь!

— Гарри! — дверь наконец открылась и я с разбегу кинулась другу на шею, почувствовав на мгновение биение его отважного сердца. Тут же засыпаю парня вопросами о нападении, о слушании в Министерстве, возмущаюсь несправедливостью возможного исключения из Хогвартса, не обращаю внимания на Рона, призывающего меня оставить Гарри на минутку и дать тому отдышаться, и вообще, веду себя как прямо как Молли, окружающая своей горячей заботой всех: и тех, кто в ней нуждается, и тех, кто о ней не просит. Но Гарри доволен, пытается, конечно, казаться сердитым, но уголки его губ подрагивают, зеленые глаза немного щурятся, и даже злость на Дамблдора не может скрыть счастья. Мы снова вместе!

Раздается один громкий хлопок, но на кровати появляются двое — Джордж и Фред. И я с удивлением замечаю, что что-то не так, не так они на меня смотрят, как еще недавно за завтраком. Парни бледные, исхудавшие и почему-то коротко стриженные. Джордж напряженно следит за передвижениями Гарри, а Фред не следит ни за чем, он глядит, будто в никуда, и вовсе не шевелится. Они не смеются, им плохо. Рон подходит к братьям, осторожно садится рядышком и закрывает лицо руками…

— Гермиона! Ну сколько можно! Что ты себе позволяешь? Столь долгое пребывание в гостях недопустимо правилами приличия! Ты у них спросила, — Люциус, еще недавно казавшийся Поттером, кивает на понуро сидящих людей, — хотят ли они тебя развлекать еще месяц! Нас дома ждут, так что собирайся, пора и честь знать!

Люциус родной, но нелюбимый. Я оглядываюсь назад, все еще упираясь мужу, тянущему меня к выходу, протягиваю к ним руку, и еще чуть-чуть, еще совсем немного и я бы дотянулась! Но происходит невероятное — меняюсь я сама. На мне уже не брюки и розовая футболка с белым воротничком, а шуршащее парчовое платье, пахнущее парфюмом с тягучими нотками сандала, и оно тяжелое, ведь украшено редкими зелеными камнями цаворита, подаренными мне подругой. И я уже не сопротивляюсь, я хочу домой, и не в последнюю очередь потому, что все вспоминаю и плачу, глядя на рыжую шевелюру Рона, не такой она мне запомнилась, совсем не такой…

— У тебя еще есть время, ты веселись, Рон, не грусти… — шепчу напоследок другу из прошлого и ухожу.