Мы проходили мимо второй таверны, когда послышались громкие голоса, похожие на какой-то скандал, затем короткий женский вскрик, плач ребенка, закончившийся тоже вскриком. Дверь таверны открылась нараспашку и оттуда выпала в прямом смысле слова женщина, держащаяся рукой за лицо, споткнулась, упала на ступеньку, следом на нее сверху упало тело ребенка, похоже, его просто выбросили. Из дверей послышался гневный мужской голос, затем присоединился ещё визгливый женский. Упавшая женщина, тихонько всхлипывая, обняла тело ребенка и попыталась отползти в сторону от входа. Но то ли не успела, то ли травмы причиняли ей сильную боль, но в проёме показался здоровый, пузатый и краснорожий мужик и заорал.
— Пошла отсюда, и отродье свое забери! Ишь, чистоплюйка нашлась! Все работают и ничего, только тебе не подходит, видишь ли. Пошла отсюда! А уж я позабочусь, чтобы тебе в этом городе нигде работы не дали!
Визгливая баба из помещения поддержала.
— И верно говоришь, Дикки! Ходит тут, чистенькой хочет быть! Мы, можа, тож хоЧим благородными быть, и ничаво, работаем!
Раззадоренный такой поддержкой, мужик уже занёс ногу, чтобы ещё напоследок пнуть беднягу, она испуганно сжалась в комочек, закрывая собой ребенка, но я успела раньше. Не зря же я ходила на тренировки по самообороне. Все сделала, как учил тренер — захват руки с проворотом от себя, когда почувствовала неустойчивость тела мужика, резкий выброс ноги с небольшим поворотом корпуса и мягкий сапожек жёстко вошёл в пивное пузо. Мужик только успел резко выдохнуть и стал заваливаться набок, не зная, что вперёд делать — не то хвататься за вывихнутую руку, не то прижать пострадавшее пузо, не то завыть, не то звать на помощь и орать бранные слова в мой адрес. Из двери выскочила встрепанная и размалеванная девица, увидев хозяина в непрезентабельном виде, тоненько заголосила, опасливо поглядывая в мою сторону
— Помогите!! Дикки убилииии!!!
Но уже за моей спиной громко лязгнули мечи сопровождающих меня охранников, что помогло бабе перейти почти на шепот, а мужик, кривясь, цыкнул на нее.
— Заткнись, дура! Хуже бы не было! Пусть проваливают!
Я помогла подняться с земли женщине, одетой очень бедно, но чисто, лет двадцать пять — двадцать восемь на вид, худенькой, с бледной, но чистой кожей. На одной стороне расплывался здоровый кровоподтёк, видимо, ударил он ее по лицу наотмашь. Один из охранников поднял на руки ребенка, девочку лет восьми — десяти на вид. Та, приходя в себя, коротко простонала, открыла глаза, увидев незнакомого мужчину, испугалась и попыталась отшатнуться. Женщина с тревогой взглянула на нашу компанию, я успокаивающе махнула рукой, да и наличие с нами ребенка и пожилой няньки, тоже успокоили женщину. Она проговорила.
— Тише, Юна, эти люди не причинят нам зла! Все будет хорошо.
Потом она повернулась к все ещё охающему мужику и робко спросила.
— Хозяин Дикки, а мое жалованье? Я же целый месяц отработала, а вы мне не платили!
Тот поначалу вскинулся.
— Какое ещё жалованье? Я тебя с девкой твоей кормил, спали вы у меня, ну и что, что в чулане, не на улице же! А сколько выгоды я упустил из-за твоей строптивости! Ты же всем клиентам отказывала!
Но увидев мою ласковую акулью улыбку, снизил накал праведного возмущения. Достал из кармана, когда-то чистого, передника маленькую пригоршню мелочи, пересчитал, явно хотел отделить хоть пару монет обратно в карман, но после моего многозначительного покашливания, скривился и швырнул монеты на землю у ног женщины. Та торопливо собирала деньги. Я спросила.
Вам есть куда идти? Идти сами можете?
Она печально качнула головой, сказала.
— К сожалению, идти нам с Юной некуда, да и не местные мы. Но идти я могу, только бок ушибла, а ноги целые.
Она, поморщившись, коснулась рукой щеки с синяком. Да, женщина говорила правильным, хорошим языком, никакого местного говора. Явно, не крестьянка. Мне стало любопытно, и я пригласила ее и ее ребенка в ту таверну, где мы остановились сами. Хоть эту ночь пусть будут под крышей. Я оплачу.
И мы потихоньку двинулись к нашей таверне. Там нашлась ещё одна комната. Выпив чая, познакомились. Женщину звали Иннис, ей было двадцать семь лет, ее дочери Юне девять лет. Я предложила всем вместе сходить в мыльню, а потом уж и поговорим обо всем. Иннис согласилась, тоже, наверное, хотела вымыться в нормальных условиях. Так мы и сделали.