Леди мэр

— Идем, Аркаша! Сообщи в прокуратуру, что мне нужна мобильная группа спецов. Главное — по экономическим преступлениям. Но не только… Ревизоров — на коммерческий банк «Согласие», агрофиму «Серафима»… Порт… Пригласи эксперта из пароходства… Что-то там непонятное с грузооборотом… Почему такая контейнерная загрузка? На такой маленький город… Беспрерывно получают табак в тюках, как бы на перевалку… Зачем? Что в действительности везут? Из Ирана, Турции, Болгарии… И куда все это девается? В общем, вызывай народ вот по этому списочку…

Кочет не выдерживает:

— Да в чем, наконец, дело, Алексей Палыч?

— Все нормально, Захарий. Формирую лично под себя команду. Когда там выборы? В воскресенье? Вот в понедельник она и десантируется в город Сомово. И пока я сам не разберусь, что там творится, я оттуда не вылезу… Все! Я — спать… Разница во времени… Черт бы ее… «Москва — Пекин… Москва — Пекин, идут, идут, идут народы… За светлый мир, за прочный мир…» Как там дальше пели?

— «Под знаменем свободы…»

— Правильно. Ну и память у тебя! Как же ты умудрился забыть все, о чем я тебя просил? А? Аркаша, всем отбой! Я сплю! До двух дня. В два — машину к моему дому.

— Позволь, Лазарев… Ты хоть объясни… С чего заводишься?

— Очень мощный запах дерьма ощущается… Многолетний… От курируемого вами городишки, Захар Ильич.

— Что за бред? Да подожди ты… Ну поговорить ты со мной можешь?

— Не испытываю особого желания… сейчас разговаривать с вами, господин Кочет.

Кочет багровеет:

— А когда испытаешь? Свое желание?

— Не знаю. Может быть, и никогда.

— Не по-человечески как-то, Алексей. Некрасиво. Не знаю, чем там тебя загрузили на меня… Но ведь столько лет… Я же к тебе почти что как к сыну…

— Успокойтесь, «папочка»…

Лазарев выходит.

— Похоже, ты горишь, Захар… Ильич… — замечает Аркаша.

— Не смей так со мной! Ты-ы-ы! Сопляк!

…К обеду я с трудом избавляюсь от Долли, запихнув ее вместе с ее аппаратами в харчевню к Гоги.

Который, естественно, бьет копытами при виде московской штучки и начинает атаку на нее со свежей севрюжки:

— Э-э-э… Слюшай, совсем не форель… Но кушать можно… Лизавета, и ты садись, дорогая…

Я с ходу линяю и, конечно, не вижу, как Долли звонит по мобильнику Туманскому. В конце концов она начинает смеяться:

— Слушай, Семеныч… Я же не пальцем деланная. Глазки мне папа с мамой вставили оптически безошибочные. И с нюхом в порядке. Да ты бы на него посмотрел! А главное — на нее! Алло! Алло! Отключился… папашка…

Гоги уже крутится у двери, принимая плащи от Петровского и его угрюмой Викторессы.

Долли снимает со вспышкой. И орет слишком восторженно:

— Боже! Кого я вижу! Маэстро Петровский! Викулечка! Сама себе не верю! Да вы подсаживайтесь…

Виктория нехотя расцеловывается с Долли, Петровский просто кивает, они садятся к ней за столик.

— Ничего не соображу… Юлий Леонидыч… Викуся… Вы-то что в этой деревне делаете?

Пиарщик брезгливо морщится:

— Да, пожалуй, делать нам тут больше нечего. Просчитываешь, городишь черт-те что… Копеечная история! Примитив! А прилетает вышестоящий дядя — и все кошке под хвост… «А вам не хотится под ручку пройтиться?», «Мой милый, конечно, хотится, хотится…» Тут все решает кому хотится и с кем хотится…

— Это вы о моей подружке?

— Извини, Юлик, но я тебе сразу говорила — твой Захар — не тот человек. У него даже морда хронического раздолбая.

«Хронический раздолбай» между тем торчит уже на полдороге из губернии к Сомову.

Не на дороге, конечно.

В лесной дубраве, где втихую отмечались победы. На усыпанной желудями жухлой траве еще и зола видна — от шашлычных костерков. «БМВ» Кочета и «жигуль» Серафимы стоят впритык. Где-то кукует кукушка. Максимыч строгает палку ножом. Кочет стоит, облокотившись о крышу своей машины, и курит. Серафима, сидя в машине с распахнутой дверцей, хмуро вслушивается и отсчитывает на пальцах «куки».

— Так сколько мне еще с тобой жить-то осталось, Захар? «Ку-ку» три… «ку-ку» четыре… Что-то маловато…

— Сбесилась природа, — отрешенно вздыхает старец. — До зимы всего ничего, а кукуня нажаривает. С чего бы это?

— Да прекратите! Вы! — срывается в ор бледный «вице». — Вы что, ничего не поняли? Чтобы сегодня, понимаете, немедленно… Табачная лавочка была прикрыта. Чтобы там не только следа — и запаху не осталось.

— Как у тебя все просто, Захарий. А упаковку куда? Табак? Там же еще из последней партии тонны две остались.

— Котельная есть — все в топку.

— Какие бабки сгорят! Ах, какие бабулечки! Только ничего не выйдет. А железяки куда? Они ж неподъемные. На двух железнодорожных платформах механику привозили. Полгода линию собирали. Из подвала не поднять… Нет, не вывезти…

— Ну так заварите сваркой все дыры в подвал… Двери… Вентиляцию… Закидайте каким-нибудь хламом. Коптильню раскрути… по новой… Серафима! Забей холодильники мясом. Кто там разберет, что у тебя и где…

— А может, обойдется, Захарий? Сколько раз так было… придут… понюхают… и уйдут…

— Папа… папа… чтобы они уходили, им сколько отстегнуто бывало?

— Ну и этим сунуть… Люди же…

— Эти не возьмут. Это все лазаревские барбосы. И вот еще что? Серафима!

— Да, мой сладенький…