Леди-наследница

Уиннифред вернула Томасу несколько листков бумаги и книгу и склонила голову, словно собралась начать обсуждение чего-то важного. Гидеон слушал ее объяснение о предстоящей поездке в Лондон.

— Пожалуйста, пообещай мне, что придешь в Мердок-Хаус, если тебя отпустят в мое отсутствие. Я договорюсь, чтобы наши работники ждали тебя. Там есть работа для тебя, Томас, и надежное пристанище. Я вернусь летом, и мы продолжим наши уроки.

Мальчишка поднял плечо, точь-в-точь повторяя небрежное безразличие Коннора, но даже в тусклом тюремном свете Гидеон разглядел краску удовольствия на его лице. Скоро в Мердок-Хаусе появится еще один рот.

Уиннифред, по всей видимости, была в этом совсем не уверена. После тщетных попыток добиться от Томаса обещания она отошла от камеры и попрощалась с Коннором и его людьми, но при этом ее лоб пересекала морщинка беспокойства.

Гидеон постучал в дверь и наклонился, чтобы тихо проговорить Уиннифред на ухо:

— Не стоит волноваться насчет Томаса. Он придет в Мердок-Хаус.

На ее лице отразились одновременно сомнения и надежда.

— Вы так думаете?

— Иначе не говорил бы.

Тяжелая дверь щелкнула и распахнулась.

Уиннифред хранила молчание, пока они не очутились по другую сторону и не пошли за мистером Холлоуэем по мрачным тюремным коридорам.

— Но почему же Томас так и не сказал? — наконец зашептала она.

— Потому что он — мальчишка в компании взрослых мужчин.

— О, я об этом не подумала. — Она немного помолчала, потом спросила: — Как считаете, Коннор не встанет у него на пути?

Гидеон покачал головой:

— Он не опасен ни вам, ни Томасу.

Уиннифред показалась не столько удивленной переменой его мнения, сколько заинтригованной.

— О, и что же заставило вас изменить свой взгляд?

— Я думаю, он взял своих людей в долю из милосердия.

— Почему вы так решили?

— Ну, они определенно не тянут на разбойников с большой дороги, — объяснил он. — Грегори — старик, а Майкл Берч вряд ли сможет забраться на лошадь, даже если от этого будет зависеть его жизнь.

— Я надеялась, что вы это заметите. — Она выглядела ужасно самодовольной. — Я же говорила, что они невиновны.

— В этом конкретном преступлении, во всяком случае.

Уиннифред решила не обращать внимания на последнее замечание Гидеона, чтобы сколь можно дольше понаслаждаться своими маленькими победами. Томас придет в Мердок-Хаус, и Гидеон признал — более или менее, — что она была права в отношении Коннора и его людей.

Она улыбалась сама себе, когда они вышли из тюрьмы в угасающем свете заходящего солнца, и улыбка все еще светилась на ее лице, когда Гидеон помогал ей сесть в карету.

Он забрался за ней следом, устроился на сиденье и ни с того ни с сего спросил:

— Это вы принесли Грегори нож?

— Что? — Уиннифред оперлась рукой о стенку, когда карета, раскачиваясь, покатила по ухабистой дороге. — С чего вдруг этот вопрос?

— Любопытство. Озабоченность. Выбирайте что хотите. Это вы принесли ему нож, которым он вырезал ту фигурку?

— Конечно же, нет. Хотя один раз я видела его с ножом и согласилась никому не рассказывать, если он пообещает все время держать его при себе и использовать только для своей резьбы. — Уиннифред пожала плечами. — Я приношу ему дерево, и мы с Лилли продаем фигурки мистеру Маккину в Энскраме. У него небольшой магазинчик на площади.

— И что же Грегори платит вам за хлопоты?

— Да какие там хлопоты.

— Так я и думал, — проворчал Гидеон.

Он внимательно разглядывал ее своими темными непроницаемыми глазами, пока она не заерзала на сиденье.

— Что? — Она неловко рассмеялась. — Что такое?

— А как у вас оказалась Клер?

Она никак не могла взять в толк, при чем тут Клер.

— О чем, Бога ради, вы говорите?

— У вас коза, которая не дает ни молока, ни приплода и которую вы, судя по всему, не собираетесь резать. В сущности, совершенно бесполезное животное. Зачем?

— Клер не бесполезная, — возразила Уиннифред. — Она… ощипывает лужайку. Поддерживает ее в порядке.

Он не стал даже отвечать на эту чепуху. Просто молча смотрел на нее, и она в конце концов не выдержала.

— Ох, ну хорошо. Мы нашли ее на дороге в Энскрам. Полагаю, она принадлежала какому-то фермеру, проезжавшему мимо на рынок, но никто не вернулся, чтоб забрать ее, поэтому…

— Она старая, не так ли, и уже не способна давать приплод?

— Да.

— И все равно вы держите ее.

— Она мне дорога.

Уиннифред немного опасалась, что он станет вышучивать ее за подобную чувствительность, но он лишь кивнул и сказал:

— Вы необыкновенно отзывчивый человек.

От его манеры резко перескакивать с предмета на предмет просто голова шла кругом.

— Не больше, чем любой другой.

Он задумчиво постучал пальцем по ноге.

— Вы правы.

— Да?

Уиннифред нахмурилась, не уверенная, довольна ли она или разочарована тем, что так легко победила в споре.

— Необычна не ваша отзывчивость, — объяснил он, — а ваше сопереживание.

Она вдруг пожалела, что возразила против его теории отзывчивости.

— Я не сопереживаю козе.

— То, что она коза, не имеет значения. Важно то, что потерялась.

— Я никогда не терялась, — отозвалась она, намеренно неверно истолковав его слова. — У меня превосходное чувство направления.