Через неделю обращение «мистер Маккинби» ушло в прошлое, когда Август случайно обнаружил, что я умею готовить. Повар уволился незадолго до моего появления – не смог работать в атмосфере мизантропии и социопатии. Ресторанная еда на Большом Йорке боссу не нравилась, а то, что делал наш кухонный автомат, он называл пищей для роботов, и тут я была с ним согласна. Август искал нового повара, ходил голодный и несчастный – зрелище скорее пугающее, чем жалостное. Однажды утром я готовила себе омлет, босс заглянул на кухню, принюхался и сказал: «А мне?..» Понятно, что моя стряпня состояла из простых блюд, но Август уверял, что его нянька в детстве готовила похоже. С этого момента я обращалась к нему на «вы», но по имени.
Через две недели круг моих обязанностей существенно расширился. Август поинтересовался, нет ли у меня гражданской специальности. Обязана быть, по идее: меня же готовили на нелегала, я там должна была кем-то работать. Специальностей нашлось аж три: медсестра, водитель такси (женского) и секретарь-референт. Последнее ему пришлось по вкусу, потому что надоело самому вести переписку по Клариону – его владению. У него был целый офис, но с ним Август не ладил, как и со всем миром. Поэтому я стала не только ассистентом, но и доверенным секретарем по делам герцогства. Нагрузка, в сущности, небольшая: от меня требовалось служить посредником между Августом и его же офисом. Подписали второй контракт.
Еще неделей позже я осознала всю глубину подлянки – потому что у секретаря есть светские обязанности. Например, сопровождать шефа на мероприятия, где его ждут с дамой. Август выяснил, что я не умею танцевать, и предложил купить абонемент в танцевальный клуб. Я отказалась наотрез. Тогда он взял меня на слабо. Напомнил, как в университете я отдельно прославилась тем, что не сломалась на допросе. И предложил мне пари: он вскрывает меня за три часа. В приватной, уютной обстановке. За срок, вчетверо меньший, чем дается инквизитору на практике. Если не получается – он отстает с танцами и светскими выходами. Если получается – я затыкаюсь и делаю то, что попросит.
Он расколол меня за сорок пять минут. Фантастика. Мне было так стыдно, что я устроила сцену и чуть не уволилась. Август проигнорировал мои вопли и положил на стол карточку абонемента. Пришлось подчиниться. Но поскольку общий эмоциональный фон изменился, я позволила себе нарушить его запрет и спросила в лоб, что такое с ним произошло в университете, если его как подменили.
– Подменили? – удивился Август. – Нет, что вы. Я всегда таким был. То, что вы видели, – короткий период, когда мне вопреки всем уже сложившимся привычкам хотелось общения. Меня подкупила страстная любовь к профессии, которую питали мои однокурсники. С людьми, которые разделяют мои увлечения, разделяют искренне, я обычно чуть более доверителен. На третьем курсе, когда они стали уставать от учебы и больше интересоваться личными отношениями и социальными связями, я отошел от них. Наверное, сделал это слишком резко, что и породило разного рода слухи. Но к тому моменту я уже не мог выносить социальные игры. Не исключено, что меня подрубила та чудовищная драка на пятисотлетие Четырех Университетов, когда я воочию увидел такое зверство, какого и представить себе в мирное время и на Земле не мог. Я не хочу иметь ничего общего с этим больным социумом.
– Да уж. Та драка шокировала даже видавшего виды Берга. Так и не узнали, что стало причиной?
– Должно быть, вы хотели сказать – поводом? Потому что причина была на поверхности. Этот конфликт назревал несколько лет. Вы ведь были знакомы с Патриком Шумовым? Он написал качественную дипломную работу на этом материале. Если хотите, я найду вам ее.
– Но вы переменились не после драки, а после госпиталя. Переоценка ценностей?
Он насупился. Едва заметно, но я уже различала оттенки настроения на его холеной физиономии.
– Делла, вам очень важно знать ответ?
– Да, – нахально сказала я.
– Хорошо. Попробую объяснить. Мы с вами очень разные. Вы не склонны к рефлексии и самоанализу.
– У нас такие склонности могут привести к профнепригодности.