Леди не по зубам

Голова раскалывалась на части, всё тело ныло, рубашка была порвана, джинсы тоже. Едва я открыл в глаза, в кутузке звякнул замок, дверь открылась, и мент, ещё более помятый, чем я, повёл меня куда-то по длинному серому коридору.

Жить не хотелось. От стыда и… ещё раз стыда.

В комнате с серыми стенами и решётками на окнах, кроме милицейского капитана находились Сазон и Мальцев с неизменной мартышкой на правом плече. Элки с ними не было, и я испытал огромное облегчение.

Капитан сидел за столом, сцепив руки и с выражением лица, словно только что съел лимон. Деды о чём-то оживлённо беседовали между собой. Сазон был бодр, свеж и отблескивал бриллиантом величиной с грецкий орех, который красовался у него на груди в качестве украшения православного креста.

– Сынку! – заорал дед, увидев меня. – Ну, баздюган!! Ну, герой! Ну ты да-ал!! Ресторан в хлам разнёс!! Собирайся, пошли! Командир, отдайте ему шнурки, ремень и часы!

Капитан молча выложил на стол все вещи, которые у меня изъяли перед тем, как запихнуть в изолятор.

– А… это… как же уголовная ответственность? – пробормотал я. – Я хочу понести наказание… Я готов сесть в тюрьму… Я заслужил это!!

– Сынку, ты с глузу съехал? Какая тюрьма? Какое наказание? Все счастливы и довольны – ресторан, потерпевшие, капитан, правда, капитан?! – Милиционер скуксился ещё больше, прижал палец к губам и с мольбой посмотрел на деда. – Я всем такую неустойку выплатил, что хозяин кабака себе ещё пять заведений отстроит, потерпевшие сапфировые зубы вставят, а капитан купит …

– Уходите! – взмолился мент. – У нас с животными не полагается!

– Где животное? – оживился Сазон. – Это не животное, это поэт! А на плече у него бородавка! Но уйти отсюда мы завсегда рады! Правда, сынку?!

– Не пойду, – упёрся я. Чувство вины пересилило здравый смысл. – Посадите меня, капитан, пожалуйста!!

– Тьфу ты, – плюнул Сазон. – Башкой что ли треснулся? Пошли, праведник, а то крылья за спиной вырастут, и вознесёшься к едреней фене! – Сазон подтолкнул меня железным кулаком в спину. Я поплёлся к двери, еле волоча ноги. Следом, словно конвой, пристроился Мальцев. Он что-то тихонько напевал себе под нос. Обезьяна на его плече сроила гнусные рожи. Мне хотелось удавиться, утопиться и застрелиться одновременно. Моим последним желанием перед смертью был бы, пожалуй, графин холодной свежей воды…

– Дед, – сказал я, когда мы вышли на улицу, – Элка мне изменила и поэтому я…

– Заткнись! – гаркнул вдруг дед. – Чучело педагогическое! По-твоему, если люди стоят друг против друга и один держит другого за рожу – это измена?! Не знал, что ты такой извращенец!

Значит, он в курсе. Значит, Элка успела ему всё рассказать и, конечно же, повернула события в свою пользу!

Стояло раннее утро, машин на улицах почти не было. Я с тоской огляделся в поисках работающих киосков, где можно было бы купить минеральную воду, но ничего подходящего не увидел. Нужно было идти в гостиницу, но идти туда не было сил.

– Дед, – я остановился посередине дороги, – я… не могу её видеть. Вы идите туда, а я поброжу полчаса по городу.

Сазон вдруг подпрыгнул и больно ткнул мне пальцем в грудь.

– Ты Элку не трожь!! Она тебе не шалава какая-нибудь! Если она что-то сделала и тебе не сказала, значит, так для тебя же и лучше было! Эк, тебя раскорёжило-то, Дездемон хренов!!

– Отелло, бля, – поправил его Елизар. – Классику искажаешь.

– Один хрен – ревнючка. Пошли в гостиницу!

Посмотрел бы я на Сазона, если бы его драгоценная Кармен удрала из дома в двенадцать ночи и обнималась с каким-нибудь парнем в кафешке. Посмотрел бы я на то, что осталось от этого парня, от этой кафешки и от драгоценной Кармен…

– Не пойду, – упёрся я.

– Пошли! – дед потянул меня за рукав, который и так был разодран по шву. – Пошли, сынку! У нас в ресторане военный совет намечается под чай-кофе! Заодно и сушняк свой промочишь, я же вижу, у тебя горло дерёт с перепоя!

– Нет!

– Пойдёшь! – топнул ногой Сазон. – Ты мужик, или… или… мартышка юзанная?! – выдал он невиданное ругательство.

– Сам ты юзанный, – оскорбился за Янку Мальцев.

Я невесело рассмеялся и покорно пошёл в гостиницу.

В ресторане и правда назревал военный совет.

За составленными в ряд столами сидели Герман, Викторина, Ганс и… Беда.

Она сидела в центре стола, словно фельдмаршал.

На ней был тот самый розовый сарафан «от Катьки», который ассоциировался у меня с убийством Оскара Васильевича. Сил смотреть на Элку у меня не было, но я посмотрел. Она встретила мой взгляд с вызовом, давая понять, что виноватой себя не чувствует. Типа, она святая, а я – козёл.

Я сел напротив неё и тоже с вызовом посмотрел ей в глаза.

– В принципе, я не против, чтобы ты меня ревновал, – тихо сказала Элка. – Но, прошу, не делай это так разрушительно.

– О личном мы поговорим наедине, – отрезал я и поискал глазами какую-нибудь минералку.

– Хорошо. Тогда я приступлю сразу к делу. За эту ночь я много успела сделать. Во-первых, дала телеграммы во все интернаты, в которых нас ждут, что мы не приедем. Я думаю, после событий в Тайменке и Бобровниково, руководители детдомов отнесутся к этому с пониманием.