Леди Полночь

Она замолчала. Джулиан не сказал и двух слов с тех пор, как они покинули Институт. Эмма не могла его винить. Она и сама не знала, что сказать, и позволила себе отвлечься на дорогу, сосредоточившись на необходимости внимательно смотреть по сторонам. И все-таки она знала, что Джулиан сидит рядом, что его голова откинута на подголовник, глаза закрыты, а лежащие на коленях руки сжаты в кулаки.

– Марк решил, что я – это отец, – отрывисто произнес Джулиан, и Эмма поняла, что он заново переживает тот жуткий момент, когда в глазах его брата появилась надежда – надежда, связанная не с ним. – Он не узнал меня.

– Он помнит тебя двенадцатилетним, – объяснила Эмма. – Он всех вас помнит детьми.

– И тебя тоже.

– Сомневаюсь, что он вообще меня помнит.

Джулиан отстегнул ремень безопасности. Браслет из морских стеклышек у него на левом запястье вдруг вспыхнул яркими цветами: огненно-рыжим, насыщенно-золотистым, по-блэкторновски синим.

– Он помнит, – сказал Джулиан. – Тебя вообще невозможно забыть.

Эмма удивленно посмотрела на него, но в следующее мгновение Джулиан уже вышел из машины. Она поспешила за ним и захлопнула водительскую дверцу. Машины со свистом проносились по шоссе.

Джулс стоял возле моста и смотрел на дом Малкольма. Эмма видела, как тонкая хлопковая футболка обтягивала его лопатки, как изгибалась его шея, как светлела кожа в тех местах, где волосы скрывали ее от солнца.

– Фэйри – те еще жулики, – не поворачиваясь, заметил Джулиан. – Они не захотят отдавать Марка. Ведь в нем кровь фэйри смешалась с кровью Сумеречного охотника, а это очень ценится. Когда все будет кончено, они найдут лазейку, чтобы забрать его с собой.

– Решать ему, – сказала Эмма. – Ему выбирать, остаться с нами или уйти.

Джулиан покачал головой.

– Я понимаю, этот выбор кажется очень простым, – произнес он. – Но на самом деле не все так просто.

Они пошли по ступенькам. Лестница спиралью поднималась меж холмов. Зачарованная, она была видна только сверхъестественным существам, и то не с первого раза. При первом визите Эммы Малкольму пришлось встретить ее у шоссе и проводить до дома. Она шагала, то и дело посматривая вниз и удивляясь, что все эти простецы, которые проносились по шоссе в блестящих машинах, даже не догадывались, что над ними в небо уходит хрустальная лестница.

Теперь она уже привыкла к этому. Стоило увидеть лестницу один раз, и она больше не скрывалась с глаз.

Джулиан шел молча, но Эмму это не беспокоило. В машине он говорил искренне. Он смотрел на нее спокойно и прямо. Он говорил, как Джулиан, ее Джулс, который жил в ее голове, в ее сердце, в каждой клеточке ее тела, который всегда пронизывал ее насквозь, как жилы и нервы.

Лестница вывела их на тропинку, ведущую к двери дома Малкольма. С последней ступеньки можно было аккуратно сойти на землю, но Эмма спрыгнула и подняла пыль. Мгновение спустя рядом с ней приземлился Джулиан. Он тотчас протянул руку, чтобы поддержать подругу, и его пальцы прочертили пять теплых линий у нее на спине. Ей не нужна была помощь – из них двоих именно она, пожалуй, лучше умела держать равновесие, – но Джулиан всегда подставлял ей плечо, даже не задумываясь. Это был своего рода рефлекс.

Эмма взглянула на него, но он, казалось, был погружен в мысли и даже не заметил этого прикосновения. В следующую секунду Джулиан отстранился, и лестница позади них растворилась под действием чар.

Они стояли возле двух обелисков, которые возвышались по обе стороны от тропинки на манер парадных ворот. На каждом были вырезаны алхимические символы: знаки огня, земли, воды и воздуха. Вдоль тропинки были высажены пустынные растения: кактусы, кустистая полынь, калифорнийская сирень. Над цветами жужжали пчелы. У самих железных дверей тропинка была засыпана осколками морских ракушек.

Эмма постучала, и двери отворились с едва слышным шипением. Белые коридоры, расходившиеся в разные стороны, были увешаны репродукциями картин в стиле поп-арт. Джулиан тихо стоял рядом с Эммой. Он не взял с собой арбалет, но к запястью у него был пристегнут нож – Эмма почувствовала его, когда Джулиан слегка подтолкнул ее рукой.

– Вперед, – сказал он. – Там голоса.

Они прошли в гостиную. Комната была идеально круглой, вся из стекла и стали, из нее открывался захватывающий вид на море. Эмме всегда казалось, что этот дом мог бы принадлежать какой-нибудь кинозвезде: здесь все – от стереосистемы, проигрывавшей классическую музыку, до уходящего в бесконечность бассейна на самом краю утеса – было модным и ультрасовременным.

Малкольм – в черном костюме, очень простом и явно не дешевом – развалился спиной к океану, на длинном диване, протянувшемся от стены до стены. Чародей улыбался и согласно кивал двум мужчинам в похожих костюмах, которые стояли перед ним с дипломатами в руках и что-то взволнованно говорили.

Заметив новых гостей, Малкольм махнул им рукой, а затем небрежно щелкнул пальцами, и его посетители – белые мужчины за сорок с очень неприметными лицами, – не моргая, застыли на месте.

– У меня каждый раз мурашки по коже, когда ты так делаешь, – призналась Эмма.