Уже собиралась податься обратно, как почувствовала, что начала соскальзывать с перины. “Вот сейчас будет весело, – успела подумать. – Юная баронесса кверху ногами вместо прикроватного коврика. Такое не рассказать подружкам грех. Сплетня обеспечена”.
Но свалиться не успела. Цепкие пальцы вцепились в мою лодыжку.
– Фух, – выдохнула я и обернулась. Альма смотрела на меня подозрительно блестящими изумрудными глазами. От такого взгляда даже игла сочувствия сердце пронзила до боли.
– Ты чего…, – сдавленно шепнула ей, и сама чуть не разревелась, видя облегчение, с которым выдохнула женщина. – Не переживай…
Она очень быстро заморгала, чтобы сдержать слезы, а у самой столько надежды во взгляде засветилось, что я чуть не задохнулась от щемящей жалости к этой женщине… Сколько лет, она боялась за дочь, что даже сейчас страхует меня, словно полет с кровати мне может стоить жизни или здоровья…
Пока я словно рак пятилась обратно, мать с тревогой наблюдала за каждым моим движением, но как только по ее мнению я оказалась в безопасности, то она зажмурилась, коснувшись пальцами складки между бровей, а затем выпалила:
– Что наш гость приказал?
Именно такая постановка вопроса заставила меня застыть в неудобной и смешной позе: одна нога в тапочке, а другая под попой…
– Миледи, – застыла, словно бандар-лог перед мудрым Каа, Марта. – Но он же граф…
– И что? – вскочила Альма и, выпрямившись, гордо вздернула подбородок, словно уже собиралась ставить на место случайного визитера. – Валент— Лина оммаж не проходила, присягу вассала ему не давала…
– Но он же граф…, – с придыханием пролепетала Марта. А потом покраснев пробурчала под нос, надеясь, что хозяйки замка ее не услышат: – И такой лапушка…
– Не забывай, что твоя госпожа – баронесса Ле-Морте, – зашипела рассерженной кошкой матушка так, что даже у меня волосы на руках дыбом встали. – Жрица Богини-заступницы. Пока она не выберет себе сюзерена – она подчиняется только королю и то, только в вопросах жизненного уклада*(*уголовного права)!
В этот миг, я наконец слезла с кровати. Ох, как непривычно мне землянке было выбираться из перин. Я пыхтела как самовар, стараясь сохранить невозмутимую маску на лице и услышав такое заявление баронессы-матери, честно постаралась не выдать свое изумление. Для меня это было настоящим откровением, наверное, не вся память Валент-Лины мне досталась.
Однако не только для меня это было новостью. Марта, вскинув брови и приоткрыв рот застыла с удивлением глядя на Альму. Бедные глаза девушки настолько выпучились, что мне стало за нее страшно, и опять я сама себя изумила:
– Марта, – окликнула ее, накинув халат и направляясь к уборной. Дождавшись, когда горничная переведет на меня взор, пропела, как отъявленная стерва. – Ты там его захомутать решила? Присмотрела графа себе в женихи?
Ох, как вспыхнула бедная девушка. Мне даже стыдно стало за то, что я ее вогнала в краску, а еще я испугалась, что с такой реакцией она может инсульт схлопотать…
Как обычно краснеют? Ну скулы… Ну щеки… А у Марты, от моих слов, бордовыми стали и шея, и лоб. Она с испугом зыркнула на меня и упала на колени:
– Не погубите госпожа…
– Совсем с ума сошла? – от неожиданности опешила я и затормозила. Мало того, что я почувствовала, ее боль после ушиба, так еще и язык опять замолол, вот ведь, мышца без костей: – И вообще! Я тебя подлатаю и выдам замуж… правда, за другого графа!
Сказанула незнамо что и сама себя не поняла. Да что же это такое? Нет, меня совершенно не волновало мое обещание. Я точно знала, что мое слово сбудется, но…
Никогда мне не приходилось настолько бездумно выкладывать всю правду. Простите, но всю свою прошлую, осознанную жизнь я общалась с тяжело больными как взрослыми, так и детьми и привыкла взвешивать каждое слово прежде, чем его произнести.
Сейчас же с меня информация вылетала как вода из сита… В душе поднялась ледяная, тяжелая волна возмущения…
“Так нельзя! Я не хочу так…”, – чуть опять не ляпнула вслух, но успела закрыть рот руками и в панике посмотрела на Альму.
Та сама схватилась за голову:
– Дочь, он же аристократ, как можно…, – начала было та и осеклась под моим взглядом…
***
В моей душе заплясали колючие пузырьки, а голова слегка закружилась. Я смотрела на женщин, но ладони от губ не убрала, стараясь поймать и обдумать ту мысль, которая рвалась из меня… Жжение в груди нарастало, а пальцы стали подрагивать от напряжения…
“Факир устал и фокус не удался”, – сдалась я, опуская руки.
– Я желаю сделать эту девушку фрейлиной и своим доверенным лицом, – озвучила я, уже мелькнувшую идею. Как говорится: “и на этом спасибо! Хоть понимаю, что собираюсь сказать”. Видя, как округлились губы Марты в беззвучном: “ох”, как ее брови пытаются встретиться с волосами, я продолжила, потому что остановиться не могла: – И не только её! Насколько я знаю, у нас, вернее с нами, остались только самые преданные люди. Те, кто не испугался служить баронству Ле-Морте.