Леди-послушница

В ее голосе звучал вызов. Она потребовала, чтобы настоятельница отправила ее на дальние выпасы вместо Ахи. Милдрэд готова была настаивать, поднять шум, выкрикнуть обвинения, проситься назад в Бристоль к братьям тамплиерам, если Бенедикта заупрямится. Девушка едва сдержалась, чтобы в лицо не обвинить ту в сводничестве.

– Хорошо, я выполню твое желание, – спокойно произнесла Бенедикта. – Ты хорошая подруга, раз так прониклась страданиями негодницы Ахи…

– Не такая она и негодница… в отличие от других! – многозначительно заметила Милдрэд.

Аббатиса какое-то время смотрела на нее своими темными карими глазами… похожими на глаза лжеца Артура! Может, они и впрямь родня?

– Хорошо. Ты поедешь, – повторила Бенедикта. – Это похвальное намерение, дитя мое, и я не устану призывать на тебя Божье благословение.

– Не сомневаюсь! – уходя, хлопнула дверью саксонка.

Глава 14

Когда они прибыли в Кинллайтскую долину, пастух по имени Ифор был совсем плох. Он в беспамятстве лежал в хижине, а приведший сестру Урсулу и Милдрэд пастушок в отчаянии носился по склону, где разбрелись овцы, вопил что-то на своем валлийском и едва не плакал. Еще бы: на пологом склоне напротив хижины неподвижно валялись около десятка овец: глотки разорваны, ноги и животы истерзаны.

– Волки поработали, – спокойно заметила сестра Урсула. Она вообще была на редкость невозмутимой. – Тех овец, кого не придется прирезать, будем зашивать.

Однако свои заботы она перво-наперво направила на валлийца Ифора. Пастух бредил, лицо его было прикрыто куском влажной ткани, а когда сестра Урсула откинула ее, Милдрэд даже замутило. Нос перекушен, половина лица располосована, щека просто отвалилась в сторону, открывая сочащееся розоватой сукровицей мясо, и сквозь разорванную мякоть были видны сцепленные окровавленные зубы. Да еще и рука пострадала.

Сестра Урсула сразу принялась за дело: поставила кипятить воду, раскатала полотняные повязки, стала перебирать какие-то склянки. Милдрэд пыталась ей помогать, рвала корпию [78], однако монахиня отказалась от помощи.

– Сама справлюсь. Если Ифор после такого ранения еще и ходил – а по рассказам пастушка Родри, когда он отправился за помощью, Ифор еще вставал, – то думаю, он свалился лишь этой ночью. Он достаточно силен, как все, кто постоянно живет на воздухе и в движении. Я пока только зашью ему лицо и постараюсь предотвратить заражение. От тебя же, девушка, будет больше толку, если ты поможешь Родри управиться с овцами.

После того как Милдрэд с Родри освежевали погибших овец – зашивать тут уже было некого, – светло-серое монастырское одеяние девушки все пропиталось кровью. Но переодеться было не во что, и она проходила в нем весь день. Родри еще пытался лечить одну из двух пастушьих овчарок, которым тоже, видимо, пришлось схлестнуться с волком, но та огрызнулась и, прихрамывая, отправилась куда-то в кусты.

– Сама себя залижет, – пояснил Родри. Когда хотел, он мог изъясняться на английском, хотя в большинстве случаев что-то лопотал на валлийском, из которого Милдрэд ничего не понимала.

Девушка вернулась в хижину, где монахиня толкла в ступе какие-то снадобья. Ифор уже был перевязан, так что полотняная повязка почти полностью скрыла лицо, однако по-прежнему горел и бредил.

– Он умрет?

– Посмотрим, – только и ответила сестра Урсула, продолжая свое занятие.

Милдрэд стояла рядом, переминаясь с ноги на ногу, пока та не подняла на нее глаза.

– Я вся измазалась, – заметила девушка.

– Река внизу в долине. Пойди, застирай одежду с золой, пока кровь совсем не въелась в ткань.

– Но во что мне переодеться?

Монахиня пожала плечами.

«Аха бы на моем месте сейчас такой рев подняла, что спокойствие этой сестры как ветром бы сдуло», – сердилась про себя Милдрэд.

У речки, носившей то же название, что и долина, – Кинллайт, – Милдрэд сняла верхнее одеяние, оставшись в одной рубахе, и долго терла золой следы крови, потом свернула платье жгутом и что есть силы била им по камням, опять терла, опять била и споласкивала в воде. А так как рубаха ее тоже была в крови, то пришлось выстирать и ее. И хотя вокруг не было ни души, Милдрэд залезла в самую гущу кустов, чтобы снять рубаху и переодеться в сырое холодное платье. Хорошо, что день выдался жаркий, но все же Милдрэд в мокрой шерстяной ткани показалось не очень приятно.

А потом выяснилось, что Родри ушел в селение и ей одной надо следить за овцами.

– Как это делается? – озадаченно спросила девушка у монахини.

Та сворачивала в рулоны разрезанные полоски сукна и посмотрела на Милдрэд с плохо скрытым раздражением.

– Следи, чтобы они не разбредались. Это простая работа. Дрок тебе поможет.

Дроком звали большую валлийскую овчарку, которая присматривала за отарой и справлялась куда лучше девушки. Милдрэд же то бегала со всех ног, то орала на этих глупых животных, которые просто пялились на нее, продолжая жевать траву и не сильно-то и боялись.