Леди-послушница

Артур с вызовом смотрел на него. Гай тоже не сводил с него взора. И через какой-то мучительно напряженный для обоих миг Гай заговорил уже спокойнее. Сказал, что ценит старания Артура спасти от похотливого Юстаса дочь его друзей. Но он уже наградил его, Артур принял награду, а то, что он рисковал, еще не повод, чтобы опрокинуть спасенную леди в грязь среди свиней. Милдрэд не для него, и она отнюдь не его далекий свет. Гай напомнил, сколько раз Артур вытворял подобное с дочерьми валлийских землевладельцев, а ему приходилось улаживать дело и даже кое-кому приплачивать, когда ему приносили малышей, которых девушки рожали после встреч с любимчиком Черного Волка. Да, Артур ему не безразличен, Гай ценит его за ум и дарования, однако он был и остается безродным подкидышем, ему не по силам изменить существующий порядок вещей: он должен оставаться тем, кто он есть, и не посягать на знатную леди.

— Более того, на леди, которая мне почти родственница. И если я не велел немедленно выгнать тебя из замка, то только потому, что обязан тебе жизнью. К тому же мы всегда находили общий язык. Надеюсь, что столкуемся и теперь.

Артур молчал. Лицо его потемнело, с него сошла вся бравада. Он очень уважал Черного Волка, многому научился у него, и его мнение для парня имело огромное значение.

— Сэр, — вымолвил он через силу, — вы не совсем поняли. Эта девушка для меня все. Я сам этого не ожидал, но она очень дорога мне. Я бы не причинил ей вреда.

— Как раз это ты и собирался сделать, мой мальчик. Ибо что бы ты к ней ни чувствовал, ты для нее только позор и унижение. И если она для тебя что-то значит, ты прекратишь домогаться ее. Ты пообещаешь… нет, ты поклянешься мне в этом. Ибо если не сделаешь этого, я прерву нашу дружбу и мы больше никогда не увидимся.

Артур побледнел.

— Это жестоко.

— Не менее жестоко, чем твое увлечение леди, которой не стоишь. Чем твое безразличие к судьбе пропавшего друга, пока ты соблазняешь доверившуюся тебе девушку. Вспомни, никто не знает, где Метью, и может, сейчас палачи принца уже сдирают с него кожу. Мне стыдно, что Рис Недоразумение Господне более волнуется о нем, ждет гонцов и собирается уже завтра отправиться на его поиски, если не поступит известий.

В подставке на стене трещал факел. Извне доносились голоса подгулявших гостей, в дверь постучали и сообщили, что леди Гвенллиан волнуется, не зная, где ее муж. И через некоторое время они оба вышли. Прежде чем отправиться к супруге, Гай повернулся и потрепал Артура по плечу.

— В чем-то я тебя понимаю, мой мальчик. Она — очень красивая девушка. Однажды она прославится, и мы еще услышим о ней. Ты же должен помнить, что сделал Милдрэд добро, отказавшись от нее, спас ее честь и доброе имя. А что еще может быть ценнее в этом мире? Уж поверь мне, тому, кто долгие годы был изгоем и потратил немало сил, чтобы добиться своего нынешнего положения. Но и поныне я многого лишен, и нет мне успокоения.

Увидев идущую к нему юную супругу, Гай направился к ней. Артур медленно опустился на ступеньки у входа в башню. Он поклялся своему другу Гаю. Он не мог потерять его. А Милдрэд… Гай сказал, что он для нее зло. Артур и сам это понимал, но его смутили речи Бенедикты. Хотя и тогда он знал, что это бесчестно. Что ж… Она останется для него далеким светом. Столь же недостижимым, как эта высокая прекрасная луна над зубчатыми стенами замка Кос.

Глава 17

Несмотря на наступившее светлое солнечное утро, Милдрэд чувствовала себя удрученной. Вчера она и впрямь была пьяна и с утра у нее болела голова, к тому же сегодня Элдит держалась с ней куда холоднее, а леди Гвенллиан едва удостоила кивка. А главное, ее мучил стыд, что она столь недопустимо вела себя с Артуром. И это все видели! Какой позор! У Милдрэд хватало самообладания не обращать внимания на косые взгляды и смешки за спиной, но в глубине души она страшилась встречи с Гаем де Шампером. Он был человек ее сословия, другом родителей, истинным рыцарем, пусть и носил это странное прозвище — Черный Волк. А еще она испытывала беспокойство оттого, что нигде не видно Артура. Правда, и рыжего Риса она нигде не заметила.

Многие из пировавших вчера тоже выглядели не слишком бодро: помятые, сонные, с опухшими лицами, без тяжелых украшений, вместе с которыми исчезло и впечатление их варварской роскоши. Некоторые, кутившие до утра, до сих пор спали — кто прямо под столами, кто в башенных покоях, пока не спускались помочиться во двор.