Она и впрямь была прелестна: красиво очерченные губы, гладкая белая кожа, пышные волосы, мерцающие золотом и серебром, хрупкая и вместе с тем полная женской прелести фигура, которую не скрывали складки расшитого сюрко. А взгляд ее чем-то напомнил епископу котенка, который еще не ведает, что такое страх. Да, подобная красавица могла поразить его мрачного, вечно замкнутого в себе племянника. Недаром он так смотрит на преподобного дядюшку, всем своим видом выказывая — это мое, попробуй только вмешаться!
— Позволю себе полюбопытствовать: где сопровождающие вас женщины? — обратился епископ к юной леди. — Разве барон Эдгар отправил в путь единственную дочь без приличествующих ее положению спутниц?
Она как будто смутилась, и это навело Генри на мысль, что Юстас открыл ему далеко не всю правду. Да и Арундел, похоже, что-то заподозрил.
— Милорд Юстас, извольте пояснить…
— Одну минуту, — вмешался епископ, стремясь уладить назревающую ссору. — Прежде я хотел бы пригласить леди Милдрэд стать гостьей в Уолвеси. Надеюсь, ей будет тут удобно и она с удовольствием проведет время в обществе старинных друзей ее отца и ваших прелестных дочерей, сэр Уильям. Вас же, Юстас, после того как вы отдохнете и смените дорожное платье, я жду у себя. Прибыло письмо от его величества, причем с такими вестями, какие вам необходимо узнать!
Последние слова епископ произнес столь многозначительно, что смог отвлечь племянника от саксонки. И когда позже Юстас явился в покои дядюшки, тот сразу поставил его в известность о прибытии Генриха Анжуйского, или Плантагенета, как тот сам себя величал.
Юстас помрачнел.
— Итак, явился этот вертопрах, которого некогда вы же и предложили в наследники английской короны.
— Это было давно, — поспешил заверить епископ. — Теперь же нам следует подумать, что сулит его приезд.
Юстас какое-то время бурно дышал, но в его светлых глазах горел недобрый огонек, а тонкие губы кривились, отчего шрамы на подбородке словно отъехали в сторону и стали еще заметнее.
— Он не посмеет предъявить свои права! — произнес принц, по привычке натягивая до ушей черное бархатное оплечье.
— Так ли? Думаю, этот анжуйский коротышка не просто из родственных чувств явился на остров к дяде, который всегда поддерживал Матильду.
И епископ протянул Юстасу послание короля, который писал, что Плантагенет прибыл в Англию именно тогда, когда еще не улажены отношения с многими могущественными лордами и никто не ведает, чью сторону они примут.
Прочитав послание короля, Юстас резким движением смел со стола епископа бумаги и разложил большую карту Англии.
— Лестер, — Юстас обвел пальцем очертания владений Лестерского графа, — этот предпочтет не вмешиваться. Граф Честер — о, этот только добился перемирия с королем и не захочет рисковать покоем и положением, да и вражда с валлийцами удержит его от вмешательства. А вот от Херефорда действительно можно ожидать неприятностей, за ним нужно приглядеть. Так, графы Нортгемптон, Варвик и Дерби — они верны Стефану. Оксфорд — этот будет отсиживаться у себя и не посмеет никуда лезть. Иные… Нет, дядюшка, у этого щенка Матильды ничего не получится.
— Это не повод для тебя сидеть сложа руки и затевать куртуазные игры с прекрасной саксонкой, — сухо заметил Генри Винчестерский.
Юстас медленно повернулся к нему — он широко улыбался, но оскал его белых зубов выглядел недобрым, и глаза оставались холодны.
— А это вас не касается, дядюшка. Леди сама выбрала меня, и вам не следует вмешиваться.
Епископ смолчал, но в душе ощутил неприятный холодок и едва нашел в себе силы кивнуть в ответ на прощальный поклон принца.
«Только бы не случилось беды», — думал он, поворачивая колбу больших песочных часов — не столько для того, чтобы отмерить время, сколько в попытке успокоиться.