Девушка слушала, не поворачиваясь к рассказчику, чтобы не смущаться под его теплым взглядом, не выдать, как ей приятно восхищение в его темных, золотисто поблескивающих глазах. Она смотрела на город в кольце речной воды, на крутые склоны, мощные стены, благодаря зубцам и башням похожие на серую корону. Над высокой оградой, скрывавшей крыши домов, поднимались лишь шпили церквей. Лодка прошла мимо высокого шпиля Святой Марии и заросшего ивами бережка, где они впервые встретились. Оба одновременно вспомнили об этом, но сейчас это вызвало лишь веселье. И они смеялись, вспоминая, как тогда все переполошились, вплоть до сестры Одри. А всегда такая достойная и величественная Тильда ле Мешен даже впопыхах схватила одеяние Милдрэд, так что самой девушке пришлось накинуть ее не по росту длинную тунику, и пока она шла к дортуару, все время наступала на длинный подол — ведь Тильда гораздо выше ее.
Рядом сверкала и журчала река, кружившая водоворотами: русло сужалось там, где на сухопутном перешейке возвышались башни красноватого песчаника замка Форгейт. Дальше шли только строения Форгейтского пригорода и от города в поля уходила широкая дорога, стремившаяся, казалось, в бесконечность.
Они уплывали все дальше. Река петляла, и Артур рассказывал, что плавал здесь столько раз, что знает хозяев всех окрестных маноров и порой бывает в их усадьбах, когда там требуется развлечь кого-то музыкой и пением. Что тоже дает неплохой заработок, заметил он.
— Но ведь фигляры надолго остаются в богатых усадьбах, если могут угодить их хозяевам. Это сытное и безбедное существование, — заметила Милдрэд.
— Да, я, бывает, остаюсь в таких манорах на зимнее время. Но едва наступает весенняя пора, меня так и тянет в путь.
— Да ты просто бродяга!
— Как и вы, миледи, замечу. Ведь что-то же заставило вас покинуть болотистые земли Денло и пересечь всю Англию, чтобы погостить у тетушки Бенедикты.
Артур давал понять, что знает, кто она. Но сейчас Милдрэд подумала лишь о том, что и впрямь ее что-то потянуло в дорогу. Она вспомнила, с каким воодушевлением пустилась в путь, как радовалась каждому новому дню, пока… Она запретила себе думать о том, что случилось с ней потом. Это портило настроение и пугало.
Заливные луга уже остались позади, берега сделались обрывистыми, над ними свешивались высокие ивы. С одной стороны реки открывалась плоская равнина, но там, куда они плыли, берег поднимался песчаными уступами и в стороне виднелись кровли какого-то строения.
— Думаю, вы устали, раз стали такой грустной и молчаливой, — заметил Артур, направив нос лодки к берегу.
Он соскочил на песчаную отмель и привязал суденышко к одному из нависавших корней ивы, после чего помог Милдрэд взобраться по выступающим, как ступени, корням огромного дерева. Здесь юноша попросил спутницу немного обождать. Однако не было его довольно долго, и Милдрэд неожиданно ощутила себя совсем неуютно в этом незнакомом пустынном месте. И когда Артур наконец появился, неся в руке небольшую корзинку, она едва не накинулась на него с упреками.
— Не ожидал, что вы так скоро соскучитесь без меня, — преувеличенно удивился парень и рассмеялся, когда она слегка стукнула его кулачком по плечу. — Ого, миледи еще и драчунья. Ну, ну, все вы сначала деретесь, а потом не прочь и приласкать.
От возмущения она только и смогла, что набрать полную грудь воздуха и сердито зашипеть:
— Я тебе не все!
— Истинный крест — не все, — улыбался Артур. — Ибо давно я уже так не влюблялся. Но вы достойны того, чтобы из-за вас потерять голову и отдать вам сердце.
— Фигляр! — буркнула Милдрэд, отвернувшись, чтобы он не заметил ее улыбку.
Девушка отобрала у него корзину, но, оглядев ее содержимое, смилостивилась. Кусок свежего сыра, вареные яйца, запотевший кувшинчик с легким сидром, пара горячих лепешек. Милдрэд сама не заметила, насколько успела проголодаться. А Артур благородно позаботился о ней. Ну и о себе, разумеется. Сидит, опираясь о ствол ивы, аккуратно чистит скорлупу с яйца, рассказывая, что в местной усадьбе его хорошо знают и не отказались угостить, когда он поведал, что умыкнул из монастыря девицу и она изголодалась по пище не менее, чем по любовным утехам. При этих словах Милдрэд подавилась сидром и долго кашляла, а Артур даже услужливо похлопал ее по спине.
— Тебя мало выпороть за такое! — Она отпихнула его руку, сама не понимая, отчего не сильно разгневалась на наглеца за клевету.
Артур отхлебнул из кувшинчика, вытер запястьем губы, а глаза его продолжали искриться весельем.
— Не волнуйтесь, я не назвал имени соблазненной девицы, а моей репутации известного сердцееда это не сильно и повредит. Людям нравятся свежие сплетни.
— А ты известный сердцеед, Артур? — не глядя на него, смакуя пряный вкус сыра, спросила через некоторое время Милдрэд.
— Люди так говорят. Им виднее.