Леди–призрак. Я вышла замуж за покойника

Налетела на дверь. Вместо того чтобы остановиться, — стала биться в нее, словно рвалась наружу не она, а бесконечная череда ее двойников.

Это не дерево, оно так не звучит… Зажала руками уши. Ей казалось, что она сходит с ума. Между тем удары не прекращались. Настойчивые, требовательные. С каждой секундой они становились все яростнее. В их грохоте потонул ее сдавленный крик. В нем было больше ужаса, чем в том, первом ее крике в той страшной комнате. Страх, на этот раз смертельный страх загнанного зверя, какого она никогда раньше не испытывала. Страх потерять любимое существо. Сильнейший из всех страхов.

Он сковал Патрис потому, что проникавший сквозь дверь сдержанный, но твердый голос принадлежал Биллу.

Еще до того как она его услышала, поняла это сердцем. Потом уже уши подтвердили ее предчувствие, и наконец до нее донеслись слова:

— Патрис! Открой! Открой же дверь! Патрис! Слышишь? Я знал, что найду тебя здесь. Открой, впусти меня или я выломаю дверь!

Оба — она запоздало, а он вовремя — вспомнили о замке. Все это время, как и раньше, замок не был заперт. С криком отчаяния женщина прильнула всем телом к двери, но поздно — ручка уже поворачивалась и образовавшаяся щель стала расти.

— Нет! Нет! — еле слышно повторяла она, налегая на дверь всем весом трепещущего тела.

Казалось, она ощущает на своем лице его напряженное дыхание.

— Патрис… впусти… меня! — требовал Билл.

После каждого слова щель расширялась, ее ноги беспомощно скользили по полу.

Они уже видели друг друга. В его глазах застыло страшное обвинение, страшнее, чем в глазах мертвеца. «Не гляди на меня, не гляди, — мысленно умоляла она. — Отвернись, иначе я не выдержу!»

Патрис постепенно отступала, но все еще пыталась, упираясь из последних сил, так что побелели кисти рук, преградить ему путь. Однако Билл уже просунул в дверь плечо. Наконец последним усилием он завершил неравное состязание. Ее как легкий лист отшвырнуло вместе с дверью. Учащенно дыша, Билл стоял уже рядом.

— Нет, Билл, нет! — машинально повторяла она, хотя просить уже было поздно. — Не входи. Если любишь, не входи.

— Что ты здесь делаешь? — отрывисто спросил он. — Зачем ты здесь?

— Я хочу, чтобы ты меня любил, — всхлипнула Патрис, словно обиженный ребенок. — Не входи. Хочу, чтобы ты меня любил.

Билл встряхнул ее за плечи:

— Я тебя видел. Зачем ты сюда пришла? Зачем, в такое время? — Отпустил. — А это что? — спросил он, поднимая револьвер, о котором она в смятении совсем забыла. Должно быть, уронила или швырнула на пол, когда бежала из спальни. — Принесла с собой? — Снова подошел к ней. — Патрис, отвечай же! — с несвойственной ему еле сдерживаемой яростью потребовал он. — Зачем ты сюда пришла?

Ей отказал голос. Наконец с трудом выдавила:

— У… убить его.

И вдруг стала падать. Пытаясь удержать, Билл подхватил ее за талию.

Патрис, как нищенка, хваталась руками за отвороты пиджака, за его рубашку, тянулась к нему руками.

Билл резким движением освободился от ее рук.

— И убила? — воскликнул он.

— Убил… кто–то. Кто–то уже… Там. Он убит, — пролепетала женщина.

Патрис, дрожа, спрятала лицо у него на груди. Приходит момент, когда больше невозможно оставаться одной. На кого–то надо опереться. Кто–то должен тебя поддержать, пусть через несколько мгновений он тебя отвергнет, и ты это знаешь.

Билл отпустил ее. Как ужасно остаться одной, даже на короткую минуту. Как же она держалась все эти месяцы, все эти годы?

Непостижимая вещь жизнь, такая причудливая. Убит человек. Любовь разнесло на куски. А в пепельнице по–прежнему дымит сигарета. И в стакане с виски болтается нерастаявший кубик льда. То, что хотел бы сохранить, не сохранилось, а ничего не значащие вещи остаются навсегда.

Билл появился в дверях задней комнаты. Какой у него странный взгляд. Слишком пристальный, спокойный. Патрис не могла понять, что именно ей не нравилось, но ей не хотелось, чтобы он так смотрел. Другие пускай смотрят. Только не он.

Билл поднес к лицу револьвер, понюхал. Мрачно кивнул головой.

— Нет. Нет. Я не убивала. Умоляю, поверь мне… — снова проговорила Патрис.

— Из него только что стреляли, — констатировал он.

Его печальный взгляд как бы говорил: почему не хочешь мне сказать? Почему не снимешь с себя этот груз? Я все пойму. Он не сказал этого, но его глаза, кажется, говорили именно это.

— Нет, я не убивала. Только выстрелила, но не попала, — повторила женщина.

— Ладно, — спокойно ответил Билл с тем усталым выражением лица, когда не верят, а просто пытаются замять разговор.

И вдруг он сунул револьвер в карман пиджака, словно потеряв к нему интерес, будто у него были дела куда более важные. Застегнув пиджак, Билл шагнул к ней; в его движениях сквозили решимость, целеустремленность и энергия, которых недоставало прежде. Как бы защищая, он обнял ее за плечи. (Убежище, которое она искала всю жизнь и обрела только теперь, когда уже поздно.) Но на этот раз не просто поддержал, а торопливо повлек к двери.

— Уходи отсюда, скорее, — сурово приказал он. — Как можно быстрее беги на улицу. Давай, давай. Тебя не должны здесь видеть. Наверное, с ума сошла, заявившись сюда!