Леди–призрак. Я вышла замуж за покойника

— К нему, да! Вы просто образец гуманности! — Он до предела вдавил педаль акселератора, и их головы синхронно откинулись назад. — Вас бы стоило убить на месте: из–за вас чуть не отправили на электрический стул невинного человека, а ведь вы сразу могли все это прекратить, всего–навсего объявившись и рассказав то, что вам хорошо известно!

— Я так и думала, — равнодушно отозвалась она и опустила глаза, разглядывая свои руки. Немного помолчав, спросила: — Когда это произойдет — сегодня?

— Да, сегодня!

В слабом свете, идущем от приборной доски, Ломбард заметил, что ее глаза слегка расширились, как будто до сих пор она не осознавала, чем все это кончится.

— Я не знала, что это так… что это произойдет так скоро, — выдохнула она.

— Ну, теперь уже не произойдет, — сурово пообещал он. — После того, как я в конце концов нашел тебя.

Они опять остановились на красный свет. Ломбард выругался, вытирая лоб большим носовым платком. Затем их головы снова откинулись назад.

Девушка смотрела прямо перед собой. Не на дорогу перед автомобилем и не на интерьер машины, хотя ее глаза, казалось, прилипли к нижнему краю переднего стекла. Ломбард видел ее лицо в боковом зеркале. Ее взгляд был устремлен в себя. Возможно, в прошлое. Она вспоминала. И под рукой у нее не было виски, чтобы заглушить воспоминания. Она была вынуждена сидеть и вспоминать. А машина неслась вперед.

— В вас нет ничего человеческого, наверное, изнутри вы просто набиты опилками! — вдруг сказал он.

Ломбард не ожидал ответа, но она сказала:

— Посмотрите, что сталось со мной. Об этом ведь вы не подумали? Разве я мало страдала? Почему я должна думать о том, что случится с ним или с кем–нибудь еще? В конце концов, кто он мне? Его должны казнить сегодня. Но меня казнили уже давно. Я мертва, слышите, вы, мертва! Рядом с вами в машине сидит труп! — Она говорила низким, исполненным боли голосом, лишь иногда срываясь на крик — не на пронзительный визг, часто свойственный женщинам, — нет, это был скорее стон безмерного страдающего существа. — Иногда во сне я вижу женщину, у которой был чудесный дом, любящий муж, деньги, красивые вещи, уважение друзей, спокойствие и безопасность. И казалось, все это будет у нее до самой смерти. Казалось, что будет. Я не могу поверить, что это была я. Я знаю, что это был кто–то другой. И все же после хорошей порции виски, иногда, во сне, я вспоминаю, что все это было со мной. Вы знаете, как бывает во сне…

Ломбард вглядывался в темноту, которая надвигалась на них, расступалась в стороны, раздвигаемая фарами машины, и вновь смыкалась сзади, как волны какой–то таинственной реки. Его глаза были неподвижны. Он не смотрел в ее сторону, не слушал ее, ни разу не выразил ни малейшего сочувствия к ее несчастьям.

— Вы знаете, что это такое, когда тебя выбрасывают на улицу? Да, выбрасывают в полном смысле слова, в два часа ночи, прямо в том, что на тебе надето, и захлопывают за тобой дверь, и запрещают твоим собственным слугам пускать тебя в дом под угрозой увольнения! Я всю ночь просидела на скамейке в парке. На следующий день мне пришлось одолжить пять долларов у моей бывшей горничной, чтобы снять комнату и получить хоть какую–то крышу над головой.

— Почему же хотя бы тогда вы не пришли в полицию? Если вы уже потеряли все, чего еще вы боялись?

— Его власть надо мной не кончилась. Он предупредил меня, что если я только открою рот, если я сделаю что–нибудь, что может повредить его репутации или опорочить его доброе имя, то он отправит меня в лечебницу для алкоголиков. Он запросто может это сделать, у него есть связи и деньги. И я бы никогда не вышла оттуда — а там смирительные рубашки и ледяной душ.

— Но это не оправдание! Вы же знали, что мы ищем вас, вы не могли этого не знать. Вы наверняка знали, что этот человек должен умереть. Вы просто струсили, вот и все. Но даже если вы еще ни разу в жизни не сделали доброго дела и больше никогда не сделаете, то сейчас вам придется совершить благородный поступок. Вам придется сказать свое слово и спасти Скотта Хендерсона!

Она долго молчала, потом медленно подняла голову.

— Да, — сказала она наконец. — Я скажу. Я сама хочу сказать — теперь. Наверное, я все эти месяцы была просто слепа и не видела вещи такими, какие они есть на самом деле. Я как–то не думала о нем до сих пор, я думала только о себе, о том, что я могу потерять. — Она повернулась к Ломбарду: — И я хочу в конце концов сделать доброе дело — просто для разнообразия.

— Вам придется его сделать, — мрачно пообещал он. — В котором часу вы встретились с ним в баре в тот вечер?

— В десять минут седьмого, если верить часам, которые висели перед нами.

— И вы скажете это? Вы готовы в этом поклясться?

— Да, — повторила она безжизненным голосом. — Я скажу это. Я готова поклясться в этом.

В ответ он сказал лишь:

— Да простит вас Бог за все, что вы сделали этому человеку!