Леди-призрак

Милберн встал и, слегка пошатываясь, пошел следом за ней к выходу. Он открыл перед ней дверь, и она вылетела на площадку, словно камень, выпущенный из пращи. Он вышел тоже. Видимо, он мог уйти, когда заблагорассудится, не прощаясь и никому ничего не объясняя. Остальные, похоже, даже не заметили его исчезновения. Дверь захлопнулась, приглушив беспорядочный грохот, словно обрезав ножом. Внезапно наступившая тишина сначала казалась немного странной.

Ты так неожиданно пришла в этот раз.
Дай мне подумать, дай мне выпить, и…

В ресторане наверху было темно и пусто, только где-то сзади горел одинокий ночной фонарь. Когда Кэрол наконец вышла на тротуар, от свежего воздуха у нее едва не закружилась голова, таким он был прохладным, ясным, кристально-чистым после атмосферы подвала. Она подумала, что никогда прежде не вдыхала более чистого и вкусного воздуха. Словно в изнеможении, прислонившись к стене, прижавшись к штукатурке щекой, она жадно глотала этот воздух. Милберн вышел немного погодя, он, кажется, возился там с дверью.

Было уже часа четыре, но еще не рассвело, и город вокруг них спал. На какой-то момент она почувствовала искушение броситься со всех ног вдоль по улице, подальше от него, и покончить со всем этим. Она бы легко убежала, парень был бы не в состоянии ее догнать.

Но она не сделала ни шагу и осталась стоять. Мысленно она увидела фотографию на стене своей комнаты. Она знала, что эта фотография бросится ей в глаза, едва она откроет дверь. Тут ударник подошел к ней, и шанс был упущен.

Они подъехали на такси к его дому. Обычный старый дом: по квартире на каждом этаже. Он провел гостью на второй этаж, открыл дверь и зажег перед ней свет. Квартира показалась ей довольно убогой, с потемневшим от старости паркетом, кое-где сохранившим остатки лака, высокими потолками, узкими, похожими на гробы, амбразурами окон. Не то место, куда стоило приходить в четыре часа утра. С кем бы то ни было, а тем более с ним.

Кэрол слегка поежилась и осталась стоять в прихожей, стараясь не замечать, с какой тщательностью он запирает дверь изнутри. Она хотела расслабиться и сохранить ясность мысли, насколько это возможно, а посторонние соображения только мешали.

Он кончил закрывать дверь.

— Нам это не понадобится, — сказал он, пытаясь снять с нее плащ.

— Нет, оставь, — ответила она твердо. — Мне холодно.

Время поджимало.

— Ты что, так и собираешься тут стоять?

— Нет, — сказала она покорно, с рассеянным видом, — нет, я не собираюсь тут стоять. — Она неуверенно сделала шаг вперед, как конькобежец, пробующий каток.

В полном отчаянии она продолжала озираться. Как же начать? Цвет. Оранжевый. Что-нибудь оранжевое.

— Что ты вертишь головой? — буркнул он. — Это просто комната, ты что, никогда раньше комнат не видела?

Наконец она нашла. Дешевый абажур из искусственного шелка на лампе, стоявшей в дальнем углу комнаты. Девушка пошла туда, слегка наклонила лампу. Лампа отбрасывала на стену небольшой кружок света. Кэрол положила руку на абажур и повернулась к нему:

— Я люблю этот цвет.

Милберн не обратил на нее внимания.

Она продолжала, не отпуская руки:

— Ты меня не слушаешь. Я говорю, что это мой любимый цвет.

На этот раз он посмотрел на нее мутным взглядом:

— Чудненько: ну и что с того?

— Я хочу шляпу такого цвета.

— Я куплю тебе такую. З-завтра или послезавтра.

— Посмотри, посмотри, вот как я хочу. — Она подняла лампу за маленькое основание, не выключая ее, и поставила себе на плечо. Затем повернулась к нему, так что абажур оказался у нее над головой. — Посмотри на меня. Посмотри на меня хорошенько. Ты никогда не видел раньше, чтобы кто-нибудь носил шляпу такого цвета? Она тебе никого не напоминает?

Он пару раз моргнул, мрачно, как сова.

— Смотри на меня, — упрашивала она. — Просто смотри на меня. Ты можешь вспомнить, если захочешь. Разве ты не видел когда-то давно девушку, которая сидела в театре прямо перед тобой, на том самом месте, где сегодня сидела я, в шляпе такого цвета?

Он ответил совершенно непроизвольно, не задумываясь:

— О, это то самое, за что я получил пятьсот зеленых! — и тут же озадаченно потер ребром ладони глаза. — Эй, я же не должен был никому про это рассказывать. — Затем взглянул на нее и спросил с какой-то наивной доверчивостью: — А я тебе уже говорил?

— Да, конечно.

Только так она и могла ответить. Он, наверное, уперся бы и не рассказал это в первый раз, но почему бы ему не повторить свой рассказ, раз он уже все равно нарушил обещание. Похоже, эти сигареты как-то действовали на его память.

Нельзя было упускать случай, надо было хвататься за него, даже если пока и неизвестно, то ли это, что ей нужно, и что вообще он может рассказать. Она поспешно поставила лампу на место и так же поспешно направилась к нему, хотя со стороны ее походка казалась расслабленной и неторопливой.

— Ну же, расскажи мне это еще раз. Я хочу еще раз услышать эту историю. Говори же, Клифф: ведь я — твоя новая подружка, ты сам сказал. Так что же тут такого?

Он опять моргнул.