Эмма уже готовилась ко сну и встретила сестру в ночной рубашке. Она тоже не видела Селию и думала, что та давно уже спит. Узнав в чем дело, она стала поспешно одеваться.
У Селии с детства выработалась привычка отыскивать в доме или в саду укромные уголки и прятаться там в минуты огорчений. Спальня никогда не была ее прибежищем. Дома, в Огасте, Викторию это нисколько не беспокоило, но здесь – совсем другое дело.
Конечно, Виктория все помнила. В каких только местах не находила убежище Селия! Бывало, она укрывалась на чердаке, в туалете, в куче соломы, в карете, а то и просто под кроватью. Когда она была совсем маленькой, то пряталась под умывальником Селия исчезала часа на два, как правило, после того, как ее отругают или чего-нибудь не разрешают, а потом, выплакавшись и успокоившись, возвращалась из своего укрытия с лучезарной улыбкой. Поэтому дома Виктория обычно не искала сестру, оставляя ее в покое, если только ей не нужно было срочно что-то сделать .
Сейчас же сестры в сильном волнении обшарили весь дом. Заглянули даже в комнату майора. Он уехал куда-то после обеда, и они не боялись потревожить его. Но Селии нигде, не было. На кухне они застали за столом Кармиту и Лолу. Те после обеда тоже не видели девушку.
– Может, она там говорит с этим, ну., – Лола с трудом подбирала английские слова.
– С человеком, который ездит в фургончике, чинит кастрюли и продает разные вещи, – помогла Кармита.
– С лудильщиком? – подсказала Виктория.
– Да, с этим, с лудильщиком, – ответила Лола, и Кармита улыбнулась, обрадованная, что слово наконец найдено.
– А я и не знала, что он приехал.
– Они приехали перед тем, как стемнело, сеньора, лудильщик со своей дочерью, и останутся у нас ночевать.
Виктория и Эмма переглянулись. Лудильщик – новый человек на ранчо – должен был неминуемо заинтересовать Селию, и она, конечно, полетела к нему, как бабочка на свет лампы.
– А где стоит фургончик? – спросила Эмма.
– Рядом с флигелем. – Во флигеле жили мужчины. Виктория поспешила к двери. Ей показалось невероятным, что кто-то из работников посмеет обидеть девушку, но от Гарнета можно было ожидать чего угодно.
Может, позвать на помощь Ропера, подумала Виктория, но вдруг испугалась этой мысли.
Сестры подбежали к окнам флигеля, прячась в тени фургончика, и, к их огромному облегчению, увидели, что все мужчины либо лежат па койках, либо сидят за столом и играют в карты. Среди них был и Гарнет. Подле фургончика никого не было.
– Давай разделимся, – прошептала Виктория, – я пойду в конюшню ты в сарай.
– А я загляну на задний двор, про него мы совсем забыли, – поспешно согласилась Эмма, и сестры разбежались в разные стороны.
Оставшись одна, Виктория сразу заметила, как давит на нее темнота. Сердце ее бешено забилось, когда она подошла к конюшням. Лошади дремали, и только две из них повернули головы в ее сторону. Виктория погладила их, чтобы успокоить, и осторожно двинулась вперед. Было очень темно, и Виктория с трудом различала окружающие предметы. Все-таки она разглядела, что все стойла заняты и Селии негде было здесь спрятаться. Скорее всего она была в сарае. Там отдельно от всех лошадей держали Рубио.
Виктория чуть-чуть приоткрыла дверь сарая и проскользнула внутрь. В дальнем конце, подле стойла Рубио, горела масляная лампа, и было довольно светло. Жеребец был на удивление спокоен. Виктория слышала, как он переступает по соломе. Внезапно она услышала и другие звуки. До нее донесся тихий женский голос. Неужели Селия тут, в стойле Рубио? Виктория подняла юбки, чтобы ни малейший шорох не долетел до ушей жеребца, и неслышно двинулась вперед. Теперь было два голоса: мужской, низкий, и женский, но на этот раз он казался жалобным и просящим; значит, шорох соломы доносился вовсе не из стойла Рубио, а с противоположного конца сарая, где было еще одно стойло, которое сейчас пустовало. С замирающим сердцем она приблизилась к загородке, охваченная ужасом от мысли, что там может быть Селия с каким-то незнакомым мужчиной.
Но только взглянув на женщину, Виктория успокоилась. Это была вовсе не ее младшая сестра, а какая-то черноволосая незнакомка. Виктория, видела се в первый раз. Она сочувствовала облегчение, но, осознав, чему стала свидетельницей, пришла в смятение. Ее печальный опыт с мужчиной подсказывал ей только одно – женщина подвергается насилию. Она не успела еще решить, как следует поступить, и тут се словно громом поразило: мужчина, лежащий на соломе, был Ропер, и женщину вовсе, не насилуют, она отдается ему с радостью и шепчет по-испански нежные слова.
Виктории показалось, будто ее толкнули кулаком в грудь. Она не могла сдвинуться, с места, ей стало тяжело дышать. Ее охватили гнев и боль. Надо немедленно повернуться и уйти. Она не хочет быть свидетельницей этой сцены, она не может этого выносить… Но, казалось, ноги Виктории вросли в землю. Она не могла сдвинуться с места, не могла пошевелиться, а только растерянно смотрела на происходящее