Леди Сьюзен

— У вашей сестры, — изрек он наконец, — кожа наинежнейшего оттенка, какой только возможен при ее смуглости; однако сам я все же предпочитаю светлокожих красавиц — как мисс Осборн; вы ведь видели ее? Вот такой оттенок я нахожу совершенным; у нее лицо необыкновенной белизны.

— Белее моего? — прошептала Маргарет, но не была удостоена ответом. Вместо этого Том окинул взором свое собственное платье и воскликнул:

— Ах я несчастный! Оказаться в такой блестящей гостиной — и в совершеннейшем déshabillé. Любезные дамы явили величайшую снисходительность, не изгнав меня немедленно из своего круга. Я не осознавал, сколь неуместно мое появление здесь, иначе, клянусь вам, не посмел бы приехать. Случись леди Осборн лицезреть меня в таком виде, она бы, пожалуй, сказала, что в своем пренебрежении условностями я скоро сравнюсь с ее сыном.

Дамы отвечали ему с приличествующей любезностью, а Роберт Уотсон, покосившись на собственное отражение в зеркале, учтиво заметил:

— Ах, пустяки, я и сам, как видите, не вполне одет. Мы приехали к самому обеду, я даже волос не успел попудрить.

При этих словах Эмма невольно представила чувства, владевшие в эту минуту ее невесткой.

Когда чаепитие закончилось, Том заговорил было об ожидавшей его карете, однако тотчас на середину комнаты выдвинули видавший виды карточный стол, мисс Уотсон извлекла из буфета мешочек с фишками и марками и вполне еще приличную колоду, и все так дружно принялись уговаривать гостя, что он согласился остаться на четверть часика. Даже Эмма была этим довольна: у нее уже зарождалось подозрение, что вечер в семейном кругу может оказаться много хуже, чем она до сих пор предполагала; остальные же были просто в восторге.

— Ну, и во что же будем играть? — оживленно спросил Том Мазгрейв, когда все уже собрались рассаживаться.

— Думаю, что в «спекуляцию», — отвечала Элизабет. — Джейн очень ее советует, да и остальным игра как будто по душе. Я уверена, Том, что и вы не будете против.

— В Кройдоне, — заметила миссис Роберт, — нынче никто ни во что другое не играет, даже и слушать не хотят. Я рада, что и вы все любите «спекуляцию».

— Ну, я-то готов любить все, что вам будет угодно, — только прикажите, — вскричал Том. — В свое время я тоже провел за «спекуляцией» несколько приятных часов; только было это, признаться, довольно давно. В замке у Осборнов все теперь играют исключительно в двадцать одно, о прочих играх и думать забыли. А сколько шуму от нас за игрою — я вам доложу! Достославная гостиная Осборнов никогда такого не слыхивала. В иные вечера леди Осборн жалуется, что собственного голоса расслышать не может. Лорд Осборн доволен безмерно; а как он сдает — это что-то неподражаемое; столько живости, азарта! У него за столом не зазеваешься. А уж какую физиономию может состроить, получив свои две карты, — нет, это надо видеть!

— Так сядем и мы в двадцать одно! — вскричала Маргарет. — По-моему, это гораздо интереснее — а до «спекуляции» я и вовсе не охотница.

Миссис Роберт, не делая более попыток отстоять любезную ее сердцу «спекуляцию», отступилась; и привычки замка Осборнов одержали верх над Кройдоном.

— Скажите, мистер Мазгрейв, — заговорила Эмма, когда они усаживались за стол, — часто ли вы видите в замке семью священника?

— О да, почти ежедневно. Миссис Блейк славная женщина, добрейшая душа, мы с ней лучшие друзья. И сам Ховард на редкость достойный малый. Вас, мисс Эмма, поминают там постоянно, смею вас заверить! Признайтесь, горят у вас иногда щечки, а? Вот хоть в субботу, часу так в десятом — горели? Вижу, вы уже заинтригованы — ну, так и быть, расскажу. Как-то Ховард говорит Осборну…

Но на этом чрезвычайно интересном месте за столом возник спор, и играющим немедленно понадобились разъяснения знатока; Мазгрейв отвлекся и более уже до конца игры не возвращался к начатому рассказу; сама же Эмма, хоть и изрядно мучилась любопытством, не посмела ему напомнить.

За карточным столом Том Мазгрейв оказался как нельзя более кстати. Без него беседа столь близких родственников была бы, пожалуй, мало занимательна и вряд ли отличалась особой любезностью; присутствие же постороннего вносило приятное разнообразие и обязывало собравшихся поддерживать светский тон. Том чувствовал себя как рыба в воде и был блистателен, как никогда. Играл с большим одушевлением, говорил не умолкая, и хоть сам не отличался особым остроумием, зато мог иногда к месту ввернуть остроту, слышанную от какого-нибудь приятеля, а также с умным видом изречь что-нибудь банальное или даже вовсе пустячное, что в круговой игре является качеством совершенно незаменимым.