Леди-служанка (СИ)

Угу. Я бы вернулась, да только все это принадлежало моему мужу после нашей свадьбы и было продано давным-давно, под предлогом, чтобы восстановить наше именье, которое, оказывается, если верить бумагам у поверенного, было продано еще раньше. Я, конечно, первое время злилась на непроходимую глупость Айли, но потом перестала. Смысл? Никому от этого не легче, а у меня печень болеть будет.

- Что? Родители вас не приняли? – интересуется мужчина, все еще возвышаясь надо мной, хотя я уже встала во весь рост.

- А вас разве касаются мои отношения с родителями, или мужем? – спрашиваю.

А что еще отвечать, если информация о родителях в моей голове в виде черного пятна? Впрочем, как и многая другая до сих пор.

- Да, вы правы, не касаются. Но вот что вы делаете на моем поле, да еще и вечером – это касается.

- Я не знала, что это ваше поле, иначе бы обошла его десятой дорогой, - делаю попытку уйти, но позади меня тут же раздается грозное предупреждающее рычание.

- Не делайте резких движений, пес этого не любит, - говорит мужчина, пристально рассматривая мое выпачканное платье, грязное лицо и не самый упитанный внешний вид.

- Вы ужасно выглядите, - делает комплимент. – Нет аппетита в связи со вдовством?

- Да, представьте себе. Я любила мужа, и очень переживаю свою утрату, - говорю, представляя не неизвестного мне графа, а своего Сашку.

- Охотно верю, - говорит крайне пренебрежительным тоном.

- Если мы закончили обмен любезностями, скажите своему псу, чтобы он меня отпустил. Меня дети ждут, а уже темнеет.

- Дети? Вы здесь с детьми?

Мне показалось, или в ледяных глазах блондина что-то мелькнуло, какое-то удивление?

- Да. Я здесь с детьми. Это все? Доброй ночи.

Рискуя быть укушенной псом, поворачиваюсь спиной к высокомерному блондину и, выпрямив плечи, плавной походкой удаляюсь в сторону своего дома. Жаль, что мало овощей набрала. Но ничего, я позже вернусь, когда мужчина уйдет. Нельзя чтобы продукты пропадали, когда мы едва ли не голодаем.

Дети возятся в спальне, ко мне даже не выходят, но я, в общем-то, этого и не ожидаю. Быстро вытряхиваю из карманов спрятанные овощи, аккуратно выкладываю их в большой деревянный таз. Завтра уже помою и посмотрю, что удалось собрать. Сейчас нужно самой вымыться, не годится, чтобы дети видели меня такой чумазой.

Да уж, горячая вода – это одно из тех благ цивилизации, о которой я постоянно скучаю. Пытаться вымыть присохшую грязь ледяной водой, это не то же самое, что принять теплый душ. С трудом, используя тряпочку и собственные ногти, отмываюсь, замерзнув до клацанья зубов.

Растапливаю, уже успевшую порядком затухнуть печь. Сегодня у нас рисовая каша с тыквой. Благо дело, дети так долго времени не ели нормальной еды, что не устраивают мне концертов на тему «я такое не буду». После ужина заваливаюсь спать, здраво рассудив, что куда-либо ходить ночью не безопасно. И никакие овощи не стоят того, чтобы попасть на каких-то бандитов.

В этот раз ко мне приходит сон из прошлого Айли. Она вся в черном плачет в гостиной, когда дворецкий спрашивает, примет ли баронесса графа Бонвилла. Девушка мгновенно утирает слезы и утвердительно кивает. Будущий муж залетает мотыльком в гостиную, щебечет что-то успокаивающее. Машинально отмечаю, что да, молодая девушка запросто могла на него клюнуть: хорошо сложен, лицо холеное, не выглядящее на свой возраст, волосы тщательно уложены, профиль воистину царский. Да, видно породу. А еще мне видно чуть красноватые прожилки на графском носу, тщательно припудренные рисовой пудрой, и багровые сосудики в глазах. Пьяница и игрок. Но еще не настолько опустившийся, чтобы его не принимали в высшем свете.

- Милая Айли, - говорит граф, трепетно прижимая девичью ладонь к своему рту, вызывая во мне желание зарядить этой самой рукой по его губешкам, но у баронессы другие чувства, она просто купается в мужском внимании. – Я пришел сегодня, чтобы выразить вам мое искреннее сочувствие в связи с прискорбной кончиной ваших родителей. Я знаю, вы их очень любили и сейчас скорбите, как положено любой благонравной дочери.

Что он мелет?!

Но Айли как глухая, продолжает его слушать. И я не могу ее осуждать. Я тоже помню тот черный день, когда осталась сиротой. И если бы не мой муж, мой Сашенька… А у Айли никого нет, кроме этого… слизня, который говорит ей слова сожаления, а сам шарит глазами по комнате, останавливаясь то на хрустальных светильниках, то на золоченных рамах картин. Тошно от него. Хорошо, что граф трагически погиб, а то бы я его сама прикопала где-нибудь в огороде! Грех такое говорить, но вот довёл, честное слово!

А между тем, речь графа становится все цветистее.

- И вот я здесь, дорогая Айли. Я не смог оставить вас одну в столь черный час. Мое сердце бы не выдержало, оно и так едва бьется, представляя, как вам трудно. Вот почувствуйте, - и он кладет ладонь девушки на свою грудь. – Слышите? Оно бьется только для вас и только ради вас. Я знаю, что сейчас не время, но траур не вечен, поэтому я спешу сказать вам, Айли, что люблю вас. Только вас одну. Уже давно. С нашей первой встречи на балу графа… графа…