До дома мы ехали молча, Гайд-парк остался, где то позади. Мы выехали на Колнбрук, затем свернули на Хаунслоу. Я посмотрела на брата, его руки были скрещены на груди, брови нахмурены, а губы вытянулись в тонкую линию. Он зол, чертовски зол. И злился он на меня, я уверенна в этом. Но признаться честно, я не понимаю за что. В том, что произошло, не было моей вены. Отчасти. Коляска на ехала на большую кочку, ее не слабо тряхануло, я едва успела ухватиться за поручень. Бросив на брата взгляд, я решаю не тревожить его внутреннюю войну, которую он ведет уже давно. Пусть перебесить молча, чем выплеснет на меня всю грязь, своего дурного языка. Да и ктомуже что- то подсказывает мне, что причина его плохо настроение, кроется не только в сложившейся ситуации.
Наконец выехав на Друри-Лейн, в дали я вижу шпили Ковент-Гардена. Облегченно выдохнув, я откидываюсь я спинку.
На крыльце нас встретили служанки, Джем наш возничий повел коней в конюшню. Забрав мою мокрую одежду Клара, одна из служанок заметив Вильяма без настроения, быстро покидает коридор. Нет, мне нужно поговорить с ним сейчас, иначе не усну. Я стою в холле, наблюдая через стеклянную дверь, как Вильям говорит о чем- то с Джемом. Интересно о чем?! Их разговор затягивается, поэтому подобрав юбки я, нарешаю идти к себе. Возможно, брат и вовсе не захочет со мной говорить.
У большой прямой лестницы, ведущие на второй этаж, Вильям окликивает меня. Обернувшись, я вижу, как брат быстро пересёк широкий холл. Его руки сжаты в кулаки, он явно приготовил для меня очередную речь.
— Что за публичную сцену ты там устроила? — начинает он, — Ты хоть представляешь, как мне было стыдно, все это слушать.
— Я не совсем понимаю, в чем ты меня сейчас обвиняешь? — складывая руки на груди, произношу я, — Это ты дал ему разрешения на брак, которого я не желаю. И тебе это было известно, — я спускаю к нему, не кричать же на весь дом. Хотя очень хочется, — Знаешь, что меня оскорбило больше всего, это то, что ты не спросил моего мнения.
— Я все еще глава нашей семьи Амелия! И я решаю, что для тебя лучше, а что нет. И мой долг…
— Какая семья Вильям? — бесцеремонно перебиваю я его, — Ты проводишь все свое свободное время по кабакам и борделям. Просаживая наше состояние. Растрачивая деньги на дешевое пойло и шлюх.
— Не смей меня осуждать! — грозит он пальцем, — Сейчас речь не обо мне. Эзра хороший человек, ну может не много гордый, но он отличная партия для тебя. Ты должна пересмотреть свое мнение, касательного его. И отказать от воздушных замков и гордости. Эзра человек слово, он с лёгкостью забудет это недоразумение, и простит твою дерзость. А ты взамен простишь его не пристойное поведение.
— Не смей решать за меня, — мой голос дрожит, а глаза застилает пелена непрошенных слез, — После того как он задел мою честь, я не смогу простит ему его омерзительное поведение. Если я и выйду замуж, то только по любви, а не по холодному расчету.
Развернувшись на каблуках, я подхватываю подол платья бегу вверх по лестницы, прямиком в свои покои. Громко хлопая дверью.
Оказавшись в безопасности родных стен, я медленно оседаю на пол, у горящего камина. Слезы душат, все это, давит на меня.
Не знаю, сколько я так просидела, дождь на улице, наконец, стих. Под окном раздался голос брата, поднявшись, я, быстро подхожу, чтоб посмотреть, что там происходит. Окна моей спальни выходят прямо выезд из поместья, большие железные ворота распахнуты. Но ведь я помню, как Джем закрывал их.
Джем держит за узды вороного коня Вильяма, из парадной выходит брат. Вскочив на коня, он бросает на меня мрачный взгляд. Он знал, что я стою у окна, я всегда провожала его. Ударив коня по бокам, он пускается во всю прыть, растворяясь в ночной тиши.
Глубоко выдыхая, я зову Клару, распорядившись насчет ужина, иду переодеваться. Платье заслуживает хороший, чистки, ведь весь падал, промок и запачкан грязь.
Как обычно поужинав в полном одиночестве, я бреду обратно в свои покои. За столько времени я уже привыкла, что большинство вечеров, нахожусь одна в этом огромном поместье.
Мои шаги раздаются по пустому дому, в такой тиши мне кажется, что я могу слышать биение своего собственного сердца.
Проходя мимо зала для больших приемов, мой взгляд падает на приоткрытую дверь. Свет от канделябра в моей руке проник в залы, освещая картины. Как же давно я туда не входила, я вообще думала, что этот зал закрыт, как и множество других комнат. Войдя, я снова не могу не восхититься маминым вкусом. На позолоченных стенах, весят подлинные картины. Коллекция матушки. Она очень сильно любила искусства, музыку, литературу. От нее мне и досталась безграничная любовь к книгам.
На первом полотне, картина самого Рубенса, на ней изображён «Святой Георгий и дракон». Если мне не изменяет память, ее написали в 1606 году.