Леди строгих правил

Кажется, через одну вечность дверь открылась, и вошел семейный доктор, убеленный сединами почтенный и ученый человек. Которого я сразу возненавидела до глубины души, ведь он попытался выставить за дверь моего мужа! И мне было глубоко безразлично, что именно так следовало поступить любому нормальному доктору в подобной ситуации. Я не хотела оставаться с происходящим одна.

— Кажется, не все идет хорошо, милорд, — осмотрев меня, сообщил доктор, тихо вздыхая. — Ребенок, похоже, крупноват, если бы вы позволяли мне осматривать леди раньше…

Мне страстно захотелось использовать те бранные слова, которые порой допускали мои «племянники», когда ситуация оборачивалась совершенно неблагоприятно. Я просто не имела душевных сил подпустить к себе другого мужчину, постороннего, пусть он и являлся доктором. Супруг долго недоумевал по поводу моей стыдливости, но после решил все же пойти навстречу прихоти жеңы, и мы сошлись на том, что меня осматривает время от времени Шанта. Она была женщиной, что несколько примиряло меня со всей ситуацией, к тому же колдовская сила цыганки давала больше оснований для моей уверенности, чем диплом и многолетняя практика.

Лишь рожать муж уговорил меня в присутствии доктора. Слишком много слухов могло пойти, если бы вместо почтенного ученого человека в день рождения наследника в особняк явилась цыганка или же никто не явился.

— Я Шанту хочу видеть, — почти плакала я, спустя то ли пару часов, то ли вечность.

Разрешиться от бремени не удавалось, боль не отступала, и я уже мысленно придумывала эпитафию получше. Главное, успеть бы ее озвучить.

— Она скоро будет, — тихо уверил меня супруг, протирая лоб прохладной тряпицей.

Все это время лорд Дарроу сохранял удивительное присутствие духа и невозмутимость. Раньше бы я посчитала это редкостной бесчувственностью, теперь же спокойствие казалось мне тем, что не давало скатиться окончательно в пучину страха.

— Ну же, Кэтрин. Шанта скоро приедет. Тебе просто нужно не беспокоиться и дышать.

Доктор глядел на меня с такой беспомощностью, что не беспокоиться оказалось чрезвычайно трудно. Со мной явно что-то не так… Вероятно, действительно умираю…

Хотелось расплакаться, горько, как испуганному ребенку, но не может же леди Дарроу настолько уронить свое достоинство? Приходилось держаться из последних сил и цепляться за слова мужа, что все будет хорошо.

Когда слезы уже готовы были потечь в три ручья, в спальню ворвалась цыганка. Как всегда в своем ярком тряпье, прекрасная, как райская птица. По крайней мере, именно такой я видела ее. Явись в тот момент ангел Создателя нашего, и он бы вряд ли показался мне прекрасңей уличной бродяжки в цветастых тряпках.

— Ну, красавица, тяжко? — с привычным весельем поинтересовалась шувани, шикнув на пожилого джентльмена.

Тот косился на нее с великим подозрением и сжимал в кулаке свои часы так крепко, словно боялся, что Шанта может вырвать их и кинуться наутек. Как бы сильно мне ни было больно, не улыбнуться не смогла: красавица из табора воровством никогда не промышляла. Ей и так приносили все, что ей требовалось. Сами. По одному только слову.

— Тяжко, — отозвалась я, кривясь от боли.

Цыганка подошла к постели и провела по животу.

— Ну-ну, разве такой кремень, как ты, может плакать из-за форменной ерунды? Разумеется, нет. Все у нас в порядке. Просто чуть-чуть помочь…

Старый доктор замахал руками как перепуганная птица крыльями и начал твердить, что не отвечает за последствия и вообще не желает отвечать за действия безграмотной цыганки.

Шанта зло зыркнула на ңего и смолчала.

В животе словно бы потеплело, а потом я снова завопила от боли, которая оказалась куда сильней прежней. У меня даже перед глазами потемнело. Или это уже стемнело за окном?

— Шанта! — взревел супруг, готовый стереться в пыль родственницу, осмелившуюся причинить мне боль. — Что ты творишь?!

Шувани махнула рукой — и Николаса отшвырнула в сторону.

— Помогаю твоей жене! Не вмешивайся, мужчина! Наша женская доля рожать в муках, так что боль я унимать не собираюсь. А вот родить девочке я помогу. И все будет в порядке.

Я поняла, что муки не прекратятся, и едва не начала плакать от отчаяния, но вот уверения цыганки, что мне не грозит умереть в родах, не дали окончательно потерять присутствие духа. Жить буду — уже удача.

— Кричи, красавица, — мягко приговаривала шувани, а после шептала что-то надо мной, жгла ароматные травы.

И я кричала так истошно, что в итоге охрипла.

Когда казалось, словно сил у меня больше не осталось, и я была готова потерять сознание, словно через толщу воды до меня донесся крик младенца.

— Ну вот, — радостно произнесла Шанта. — Дочка, твоя милость.

Через пару минут возни мне на грудь положили ребенка, так мучившего меня. И правда, девочка.

Совершенно крохотная. Еще красная и такая страшненькая… Я даже не могла понять, смуглая ли моя дочка или нет.

— Ну вот, придется все-таки готовиться к присмотру за девицами, — тихонько рассмеялась я целая макушку дочери. — Ева… Ее зовут Ева.

Супруг и не подумал противоречить мне, легко принимая имя.