Леди Теней

Предводитель закашлялся и пал на колени. Что‑то липкое потянулось к моей груди. Держался один лорд. Ему всё‑таки пришлось бережно — настолько, насколько позволяла слабость, граничащая с истощением — привалить меня к основанию кровати и выхватить из ножен меч. Родной запах полыни горчил во рту — боги, неужели я умру, не надышавшись им вдоволь.

— Твоя железяка не поможет, — простецки сказал Гордеиус.

Клинок нагрелся до желтизны. Трауш выронил его и застыл пусть и безоружный, но готовый к нападению. Да, я была обездвижена, но мои туманы свободно ползли по спальне. Овились коконом вокруг Трауша. Каплю за каплей я выжимала остатки своих сил, помогая ему выстоять. Опустошала себя, разоряла. Оказывается, резерв можно не только забирать, но и дарить. Обожженная спина пылала отголосками былой боли. Ничто не имело значения, кроме мужчины, ставшего для меня всем.

Туманы Трауша затвердели, скрестились с невидимой взгляду магией Гордеиуса.

— Сдавайся, мальчишка. — Тот надвигался.

Лорд не разменивался на речи — просто смотрел на ректора. Кровь текла из обеих ноздрей, падала на паркет и разбивалась на множество мелких капелек. Лицо его побелело. Вздулись вены.

— Прекращай растрачивать то, что принадлежит мне, — насмехался архимаг, приближаясь.

До Трауша его отделял метр. Ректор протянул руку к высокому лорду, сжал пальцы в кулак. Туманы отбросило к стене, и Трауш начал задыхаться.

Тик — так, тик — так — надрывались то ли часы, то ли моё сердце, отсчитывая удары до конца.

Трауш рухнул на бок. Глаза его были распахнуты. Нет! Я закричала. Он ещё слишком слаб, чтобы противостоять самому ректору; он только очнулся. Нет! НЕТ!

Гордеиус склонился к высокому лорду словно для последнего поцелуя. Трауш сомкнул веки.

И когда до торжества архимага оставались считанные секунды, на Гордеиуса налетела черная тварь. Хинэ выжгло морду, тело кровоточило сплошным ожогом, но она жила. Вцепилась ректору в горло. Морда тряслась, во все стороны летели алые капли. Ректор не ожидал такого — физического — удара. Понадеявшись на магию, он забыл о клыках, и те вгрызались в мясо, вырывали куски. Воняло железом, приторно, до одури.

Вскоре истерзанное нечто, оставшееся от Гордеиуса, распласталось по полу. Оно ещё хрипело, но никто не смиловался и не подарил ректору быструю смерть. Оковы с меня пали. Я подлетела к Траушу. Лорд дышал и даже смог одними губами шепнуть:

— Всё в порядке.

Я помогла ему подняться. Только тогда он выдохнул с облегчением:

— Родная… жива.

— Спи, девочка. — Предводитель погладил смирно лежащую, как в ожидании приговора, хинэ по сожженному носу. Шепнул что‑то. Тварь дернулась и бездыханная упала на брюхо. — Правитель, вы поступили верно.

Дыра перехода вновь взрезала воздух. Предводитель окинул прощальным взглядом мертвую хинэ и сказал что‑то на ломаном языке, отчасти напоминающем змеиный. Как мне показалось: попрощался.

Что ж, смерть, как и жизнь, не бывает напрасной.

По небесному озеру степенно плыла луна. В приоткрытое окно врывался северный ветер, трепал по затылку. Недавно пронеслась метель, и двор поместья засыпало снежной пудрой. Трауш стоял у прикроватного столика, скрестив на груди руки, а я сидела с ногами на постели и рассматривала профиль будущего мужа. Его красота была тяжелой, лишенной всякой мягкости, но тем она невероятно притягивала. Острые скулы и тонкие губы, осанистость и величие — я задыхалась от близости с ним. Он не просто мой будущий муж; он — мой мужчина.

Когда мы ввалились в поместье, Трауш потянул меня в хозяйскую спальню. Ни с кем не говоря и не отвечая на вопросы, а тех, к слову, скопилось достаточно. Одна только Мари завалила нас расспросами о случившемся, завидев окровавленное лицо лорда и мою обожженную спину.

— Лекаря, срочно, — пророкотал Трауш перед тем, как подняться по лестнице. Меня он подхватил на руки и понес легко, точно пушинку. От слабости, совсем недавно сжиравшей лорда изнутри, не осталось и следа.

Гомон домочадцев остался далеко внизу, а мы заперлись на ключ в комнате, где лорд с превеликой опаской стянул с меня платье.

— Больно? — спросил, водя взглядом по покрывшейся волдырями коже. Я ожогов не видела, но чувствовала, как надулись волдыри, как пульсирует под ними лимфа.

— Терпимо, — улыбнулась, стараясь не застонать в голос.

Он шагнул назад, к столу, будто боясь нашей близости, бесцельно повертел в пальцах золотую запонку. Было слышно, чем дышит гнетущая тишина, как натянуты струны нашего молчания.

— Что имел в виду предводитель?

— Ты о чем? — Трауш покосился на меня, мол, он ни к чему не причастен.

— Вы поступили верно, — припомнила я, перебирая складки на покрывале. — О чем речь?

— Сольд, давай как‑нибудь в другой раз?

— Я всё равно узнаю.

На лице отразилось сомнение.