Теперь скрывать было нечего и она рассказала Джейсону, как Клайв потребовал, чтобы она отыскала эту карту – при первом же упоминании о карте брови Джейсона нахмурились. Целиком сосредоточившись на своем рассказе и припоминая подробности, Кэтрин смотрела вниз, на свои подрагивающие пальцы, и не заметила угрожающего огня, загоревшегося в его глазах, когда она изложила, каким способом Клайв заставил выполнить его приказание.
Это все, что я знаю, это все, что я когда-либо тала! Можешь верить или не верить, – сказала она, когда повествование подошло к концу.
Он медленно протянул:
Успокойся, мой маленький, хмурый котенок. Я ведь не говорю, что не верю тебе. Я только озадачен. Клайв не дурак, и он не похож на охотника за красивой сказочкой. Или он путает меня с кем-нибудь еще, или он попался на старую байку. Ты уверена, что ему нужна была именно карта?
Она нахмурилась:
– Он сказал карта, нет, подожди! Он сказал, там может быть карта! И что, если я не найду ее, он должен будет обыскать твое жилище в Лондоне.
– Должен будет обыскать или уже обыскал? Пораженная этим неожиданным любопытством, она с минуту смотрела на него.
– Не могу вспомнить точно. Он сказал, что не искал в Лондоне, но если я ничего не найду, он должен будет искать чей-то след в Лондоне.
Похоже, это был не тот ответ, какого он ждал, потому что, внезапно и безразлично пожелав ей спокойной ночи, он ушел.
На какой-то момент Джейсону показалось, что загадка человека, находившегося в его лондонской квартире, решена. Но если Кэтрин – он уже свыкся думать о ней под этим именем – можно верить, а он ей поверил, Пендлтон не мог иметь какого-то отношения к этому происшествию. Во всяком случае, теперь он знал уже больше, чем раньше, и поскольку никакой карты у него не было, это открывало совершенно новые возможности.
Если бы Пендлтон сказал Кэтрин, что нужны какие-то официальные документы, тогда все было бы совсем по-другому. Испания, Англия, Франция – все они имели основания интересоваться планами Джефферсона в связи с Луизианой. Но если таинственная карта не имела какого-то военного значения, он не мог понять интереса, который она вызывала, и тот, кто рыскал в Лондоне, охотился ли он за тем же, что и Пендлтон?
Это была интересная головоломка, и вместе с ним она отправилась в постель. Его большое тело расслабилось и отдыхало, а мозг работал с бешеной энергией. Через некоторое время он начал злиться, что не видит ответа. Какое-то неспокойное чувство подсказывало, что ответ где-то рядом, еще немного – и он прояснится, Джейсон должен был знать решение.
Оба они этой ночью не спали. Кэтрин, опустошенная неожиданным раскрытием своей личности и отвратительной сценой у Монро, притаилась, как смертельно раненное животное, ожидающее фатального удара. Она пошла на условия, предложенные Джейсоном, дала согласие на брак, но какая-то ее часть бунтовала, открыто противилась тому состоянию апатии, в которое она впала. Снова и снова, как лиса в ловушке, она лихорадочно искала путь к спасению. Но так и не нашла, пока мягкий рассвет не стал постепенно рассеивать мрак ночи и она не впала в сон без отдохновения.
Джейсон встал и ушел с рассветом. От этого очень много зависело. Чтобы скрыть точную дату их свадьбы, он направился в один из городков в нескольких милях от Парижа, отыскал здесь – на определенных условиях – мирового судью, согласившегося спешно провести церемонию бракосочетания. Царское вознаграждение, оставленное Джейсоном, привело к тому, что все юридические документы были оформлены в должный срок и должным образом. Хоть в одном им повезло – со времен французской революции здесь заключались только гражданские браки.
Он вернулся в отель как раз вовремя, чтобы привести себя в порядок, сменить дорожное платье и встретить лорда Тримэйна.
Кэтрин была тихой, подавленной, и дядя объяснил темные круги у нее под глазами и вялость тем, что вчера они разошлись очень поздно. Возможно, подумал он, племянница мучилась угрызениями совести за то, как обошлась со своей матерью.
Встреча прошла успешно, граф нашел условия, предложенные Джейсоном, чрезвычайно великодушными. Джейсон, уже полностью владеющий собой, держался с холодной деловитостью. Только Кэтрин выглядела недовольной – не деньгами, которые он определил за ней, а тем, с какой легкостью она была продана! ПРОДАНА! Это было самое подходящее слово, какое она могла подобрать.
При всем расположении к ней, дядя, казалось, более был озабочен урегулированием ее денежных дел, нежели ее чувствами. Он ни разу не спросил ее о настроении, о том, счастлива ли она.