Леди удачи. Все пути…

Отец Михаил уже давно заметил нездешнее выражение в глазах инока, но будучи человеком педантичным и дотошным, не удержался от наставления: пошто-де свет по ночам жжет, свечи-то свои, не казенные. Впрочем, вскоре отец Михаил заметил, что слова его мудрые уходят, как вода в песок. Не слышит их брат Елизарий. Тоскливо с ноги на ногу переминается да книгу свою драгоценную нежно к груди прижимает и, словно младенца, осторожно пальчиками кургузенькими поглаживает. Настоятель только рукой махнул и отпустил одержимого восвояси.

* * *

Дневное светило уже сменилось ночным, а брат Елизарий все еще не отходил от стола. Щуря близорукие глаза и сжав ладонями голову, он безуспешно пытался разобраться в непонятных строчках. Написано вроде по-русски, а вроде и нет. Ни фиты тебе, ни ижицы. Буквы не прежние, достойные славянские, и даже не государевы новомодные, что в Ведомостях московских[115] прописаны, а прямо черт-те что! (Боже помилуй, лукавого помянул невзначай! Кабы не вышло чего!) Из всех слов только имена и собираются. Да и то вполовину знакомые Елизарию. И написаны чудно́, не признать. Нет! Видать, надо идти к отцу Амвросию. Он великий знаток разных азбук. Авось подсобит.

* * *

— Буквы и впрямь признать трудно, однако можно, — произнес усталый глуховатый голос. — Да ты вглядись, брат! Вот «буки», вот «глагол», вот «мыслете». Нарисованы чудно́, однако прочесть можно. Вот, к примеру: «…Пятьдесят лет делал свое тихое дело преподобный Сергий в Радонежской пустыне…»; «…Как все люди, слишком рано начавшие борьбу за существование, царь Иван быстро рос и преждевременно вырос…»; «…На четвертом году жизни Петр лишился отца…»; «…В 1717 году Петр ездил в Париж, чтобы ускорить окончание Северной войны и направить брак своей 8-летней дочери Елизаветы с 7-летним французским королем Людовиком XV…» Что?!! — обладатель глуховатого голоса запнулся и озадаченно всмотрелся в страницу. Брови его взметнулись:

— Постой-ка, брат Елизарий! Что за ересь тебе подсунули?! Книга сия лжива и прелестна[116]! Не место ей в книжном подвале! — худая фигура отца Амвросия выпрямилась во весь немалый рост, глубоко сидящие черные глаза сверкнули гневом.

Бедный библиотекарь, зеленея от испуга, попытался было забрать книгу обратно, но не тут-то было — суховатая ладонь мягко, но решительно легла на фолиант. Отец Амвросий в раздумье глядел на книгу. Желтоватую кожу лба прорезала вертикальная складка.

— А засим… Книга сия останется у меня. Погляжу на досуге, — тон отца Амвросия был тверд и непререкаем. — А ты, брат, ступай да о книге не торопись никому сказывать. Острог-то у государя не пустует… Уразумел? А нет — так мы и без острога с ослушниками справляемся… — темные глаза смотрели пронзительно.

Брат Елизарий быстро закивал и поспешно удалился, оставив драгоценную инкунабулу отцу Амвросию.

* * *

Золотисто-розовый луч восходящего солнца проник сквозь узкое окошко, пробежал по более чем скромной обстановке кельи и задержался на листах лежащей на столе книги. Инок утомленно поднял голову. В глазах его, обведенных темными кругами — признаком бессонной ночи, полыхал истово-восторженный огонь. Заметив святотатственное прикосновение солнечного зайчика к бесценным страницам, монах ревниво захлопнул книгу и почти неосознанным движением прижал ее к груди.

— Вот и настал мой час! — в лихорадочном возбуждении шептал отец Амвросий. — Господь Бог и архангелы его смилостивились надо мной, сирым. Уж теперь… Теперь я своего достигну… Вестник божий дал мне знание, дабы избавилась Русь многострадальная от Антихриста! На престол воссядет истинный государь российский. Государь по праву!

Глава 63

Если четыре причины возможных неприятностей устранены заранее, то всегда найдется пятая.

Четвертое следствие закона Мэрфи

Джоанна в возмущении ходила из угла в угол:

— Нет, это уму непостижимо, какая безответственность! — она остановилась и всплеснула руками: — Ты понимаешь, Иван, что натворил?! Знания двадцатого века в руках какого-нибудь честолюбца, да это!.. — не находя слов, Джоанна только дернула плечами. — Ты знаешь, чем можешь за это поплатиться? — она грозно развернулась к совершенно потерянному Сеичу, который с несчастным видом съежился на лавке.

— Трое суток расстрела без права переписки, — предложила Ксави. Она вольготно расположилась на подоконнике и, покачивая ногой, заинтересованно наблюдала эти извержения праведного гнева.

— Довольно неуместные шутки, Мари! — раздраженно кинула через плечо Джоанна. — Лучше бы предложила что-нибудь конструктивное.