Леди уходят красиво

Оба – и Алик и Герман – мелькали в бетонных проемах между шестым и седьмым этажом, и ее сердце от волнения было готово выпрыгнуть из груди.

«Только вернись невредимым, пожалуйста!» – чувствуя опасность, мысленно умоляла Германа Варя.

Алик мелькнул на восьмом этаже и вдруг резко выпал из проема. Воздух прорезал его нечеловеческий крик. Через несколько секунд он упал на битый кирпич с обратной стороны дома и затих.

Варя, казалось, прилипла к бетону. Она слышала шаги Германа, слышала его разговор по телефону.

– Да, выпрыгнул из окна! Решил покончить с собой! Так и напишите, да! – говорил в трубку Кулагин. Потом он заметил ее и остановился.

– Я же велел тебе ждать меня в машине! – гневно воскликнул он. – Почему ты меня не послушалась?

– Я боялась за тебя… – Язык, казалось, примерз к нёбу. – Герман, Алик… он…

– Он выпал из окна! – твердо произнес Кулагин. – Начал убегать и оступился. Полицейские скоро приедут и составят протокол. Быстро в машину, Варя! Тебе нельзя было на это смотреть!

– А вдруг он… еще жив?

– После восьмого этажа и битого кирпича? Он же не терминатор!

Герман подхватил ее под руку и потащил в сторону своей машины. Варя пыталась идти, но ноги стали ватными и не слушались.

– Гера, как ты… узнал, что я здесь, а не уехала в Волгоград?

– Когда я купил тебе новую сим-карту, то вместе с ней встроил датчик слежения в телефон. Телефон мы с ребятами обнаружили на стоянке. В письмах, что мне перебросил Олег, Алик все время упоминал свой дом, в котором ему одиноко без тебя. Вот я сюда и поехал.

Им навстречу мчалась неотложка, а следом за ней – полицейский наряд. Перед глазами все поплыло, и Варя начала медленно оседать на землю. Кулагин что-то громко говорил, тряс ее за плечи, но почему-то все смешалось и никак не хотело становиться четким.

Она очнулась в машине от резкого запаха нашатырного спирта.

– Варя! Черт, ты меня с ума сведешь! – ругался Герман. – Ну-ка, посмотри сюда. Сколько пальцев ты видишь?

–Два. – Она убрала его руку и попыталась устроиться поудобнее.

– Я отвезу тебя в больницу. Врачи уже ждут.

– Да я, вроде, в порядке. Он бил меня по лицу, пытался душить, но на этот раз серьезных повреждений я не получила. Он хотел, чтобы я покончила с собой за то, что изменила ему, – видимо, боялся оставлять лишние следы на моем теле.

Перед глазами встало тело Алика, упавшего с восьмого этажа, и Варе резко стало дурно.

– Чего заслужил, то и получил, —хмуро отозвался Герман.

Варя смотрела в окно машины на мелькающие в сумерках огни трассы, куталась в теплую дубленку и молчала. Мысленно она соглашалась с Кулагиным. Не важно, что Алика столкнули. Совсем не имеет значения, что полицейские, прибывшие на место трагедии, куплены с потрохами. Они не учтут огнестрельное ранение и запишут в протоколе то, что им приказал Герман Кулагин. В морге составят еще один «правильный» протокол. А потом адвоката и садиста Александра Морозова похоронят как самоубийцу, без малейшего шанса на покаяние и прощение со стороны привечаемой Журавлевым православной церкви. Алик Морозов получил именно то, что заслужил.

– Гера… – Варя повернулась к любимому мужчине.

– Что?.. – Он покосился на нее, заплаканную, с разбитым лицом, и вдруг усмехнулся. – Да женюсь я на тебе, женюсь! В самое ближайшее время.

– Я не про это… – Она тоже рассмеялась. Разбитые губы тут же заныли, но это все были такие мелочи по сравнению с тем, что ей угрожало. – Но, если познакомишь меня с семьей, я буду только рада.

Кулагин притормозил у обочины и повернулся к ней лицом.

– У меня нет семьи, Варя.

– Как – нет?

– Вот так. Я детдомовский. С двенадцати лет скитаюсь по приютам. И дом наш с тобой – это мой первый собственный дом, на который я смог заработать и построить. Так что, кроме тебя, у меня и нет никого.

– О… А я думала, ты не хочешь…

– А я думал, если ты узнаешь, что я детдомовский, тут же сбежишь…

– Глупый…

– Я тебя люблю. – Он осторожно коснулся ладонью ее щеки, и его вечно хмурое лицо осветила улыбка.

Варя вдруг подумала, что этого они друг другу еще не говорили – именно так, искренне, заглядывая в глаза и улыбаясь.

– Я тоже тебя люблю, – прошептала она и, зажмурившись от счастья, ещё крепче прижалась к его руке.

Эпилог

За окном мела настоящая метель. Ее было видно из-за тяжелых портьер цвета насыщенного красного вина и нежных, полупрозрачных и едва ощутимых занавесок. В камине потрескивал огонь. У камина стояло плетеное кресло-качалка, застеленное пушистым красным пледом. Огромный мягкий диван занимал почти половину гостиной. Большая сосна высотой до потолка распустила свои иглы, сияла гирляндами и елочными украшениями и благоухала тем самым сосновым запахом, от которого сразу же поднимается настроение. Журнальный рядом с диваном столик был уставлен сладостями и фруктами.

Сегодня тридцать первое декабря, канун Нового года. Вот-вот подъедут Журавлев со Светой. А пока можно насладиться торжественной красотой и тишиной.