Леди в бане

– Ну, чего разлёгся? Не для этого пришёл. И нечего было так надираться.

Николай разодрал набрякшие похмельем веки и, узрев перед собой женщину в белом, испугался видения.

«Допился, за мной пришла», – стукнуло в тумане головы.

И Колька в духовной депрессии покорно сволок своё тело с одра и приготовился к худшему из вариантов в карьере распустившейся жизни. Горемыка сиротливо высился посреди комнаты осенним приграничным столбом у роковой черты лета мирских утех, безвольно наблюдая, как привидение разбирало постель.

Довольно скоро, однако, жажда жизни и материалистически вбитое в мозги миропонимание взяло верх над первобытным томлением души. И Николай помалу очухался и даже вспомнил цель визита в этот вертеп для двоих. От души отлегло, и, вырвавшаяся из болота предрассудков мысль, спотыкаясь, побрела по известной дороге в тёмные кущи к греховным плодам блудной любви.

Но думалось скудно и не в охотку, тем более, что не стеснённые верхней одеждой тяжёлые формы хозяйки, обвисшие карнизами со всех сторон торса, внушали уважительный трепет, но, отнюдь, не тягу к немедленному обладанию ими.

Тем временем, справившись с простынями и подушками и видя смятение гостя, хозяйка приблизилась к нему вплотную и возложила свои руки на мужские плечи.

– Ах, ты мой пьяненький дурачок, – проворковала она и скользнула рукой, сняв её с покорного плеча, прямо под слабую резинку трусов в направлении скукожившегося тетерева Николая.

Пройдясь по кучерявому чубчику этой живности умелыми пальцами, она захватила в свою обширную ладонь всё мужское достоинство гостя, пребывающее в общем дремотном состоянии и как бы поздоровалась с этой опавшей листвой любовной осени.

Так как Николай стоял истуканом, то дама принялась гладить и массажировать его мужские отличительные особенности. Она, то перекатывала в ладони, видимо, для восточного сосредоточения, его мягкие и уютные шарики, то уделяла внимание главному заводиле любовных игрищ, который, впитывая тепло ладони и подчиняясь её настойчивому тереблению, стал проявлять признаки беспокойства, высовывать голову из-под своего мягкого крылышка, всячески бодриться, просыпаясь и потягиваясь, а потом даже стал проявлять нетерпение, слепо тычась сквозь ткани в мягкий живот женщины.

А рука хозяйки уже более радостно и задорно продолжала холить эту, так необходимую в хозяйстве женщины, часть тела, то сминая, то ласково скользя по ней ладонью. И такое панибратство продолжалось до той поры, пока Колькин игрун чуть было не плюнул куда придётся в ответ на эти нескромности, переступив свой порог чувственности.

Однако женщина, поймав этот момент своим тренированным чутьём, скомандовала:

– Всё, теперь работай ты!

С этими словами дама ловко взгромоздилась на тахту и, задрав исподнее, приняла знакомую в народе позу одного из знаков зодиака. Может, её формы требовали именно этого положения готовности, но, может быть, тут сказывалось просто привычка. Кто же поймёт женское сердце?

Николай не возражал. Тем более, что сам вид этого абажура, цвета увядшей лилии, удачно вписываясь в интерьер комнаты, требовательно будил, чуть дремлющие в подсознании, инстинкты живой природы. И он, скинув трусы, живо преклонил колени за обширным соблазном хозяйских угодий.

Открывшееся взору необозримое поле деятельности ещё более подвигло Николая на любимую трудовую повинность, и он стал настойчиво нацеливать своего настырного исследователя на путь проникновения вглубь этих пышных, но ещё не изученных дебрей.

После трёх-четырёх поверхностных и неудачных попыток полного контакта, Колька, поймав рукой своего непутёвого разведчика, направил его по скользкой, но верной дороге, и тот сразу провалился в жаркую тьму желанного омута, не встретив сопротивления берегов и опору дна. Раз за разом посылал Николай своего спелеолога во влажные недра, но тот, как ни рыскал там, но не находил надёжного сопряжения со сводами тщательно изучаемой расщелины и, как ни старался, ни разу не смог удариться головой о её основание.

– Не торопись, – вдруг приказала хозяйка, сама приходя в движение и навязывая Николаю нужный ей темп.

Гость повиновался и стал неспешным маятником отбивать поклоны на задворках империи женских телес.