Леди ведьма. Рыцарь Ртуть. В отсутствие чародея

Разбойники отправились своей дорогой, и Корделия решительно о них позабыла. Да, она твердо выбросила из головы эти дерзкие темные глаза, широкие плечи и чувственные губы, а если думала о них время от времени, то лишь затем, чтобы окончательно увериться в том, что вовсе о них не думает. Отбросив сомнения, воспарила она на помеле в поисках брата и своего воздыхателя, кляня втихомолку случившуюся задержку — да только слишком уж страстно.

Ей не потребовалось много времени, чтобы отыскать деревню, где Ален с Джеффри скоротали ночь. Наспех порывшись в сознании крестьян, она пробудила мысли о двух героях, проехавших деревню, и прочитала воспоминания, всплывшие в ответ. Она вытаращила глаза, узнав о появлении великана и разыгравшейся битве. И совсем уж удивилась, выяснив, что именно Ален, а не ее брат победил чудовище — по крайней мере, Джеффри отдал ему все лавры. Сначала она подумала, что брат нарочно солгал, но потом усомнилась. Скорее всего, так оно и было. Не то чтобы Джеффри не мог соврать или хотя бы слегка покривить душой, просто в данном случае он сам был заинтересован в правде, во всяком случае, в том, что касалось его целей относительно принца. Джеффри был не из тех, кто солжет, если это не даст ему преимущества в бою, и уж точно не был способен обмануть в вопросах чести и славы. Рыцарство для него священно и неприкосновенно. «Какая глупость», — подумала она. Но больше всего ее поразило полное отсутствие воспоминаний об их отъезде. Похоже, все в деревне только проснувшись обнаружили исчезновение рыцарей. Все, за исключением…

За исключением деревенского священника, вставшего к заутрене и видевшего двух всадников, во весь опор скачущих к лесу…

И Корделия стрелой понеслась к деревьям.

Глава восьмая

Крохотной пылинкой мчалась Корделия высоко над кронами деревьев, вслушиваясь в мысли своего брата и… ну, да, воздыхателя. Но полет занимает время, а помело куда медленнее реактивного самолета. На западе солнце уже уходило за горизонт, когда Корделия наконец уловила разум Алена. Не Джеффри, разумеется, ведь тот обычно держал на замке свое сознание, так что потребовались бы куда более значительные усилия, чтобы прочитать его тщательно охраняемые мысли, да и то если он не заглушит любые контакты. Зато Ален…

Ален был одурманен.

На мгновение Корделия в ужасе оцепенела, все свое внимание сосредоточив на грохочущих в ее мозгу словах Алена, угодливых, льстивых. Надо же, ей он ничего подобного не говорил! Его ушами слушала она мелодичный, будто колокольчик, отвечающий женский голосок. Корделия, застыв, сидела на помеле, не в силах направить мысли еще в какое-то русло.

Она падала.

Она неслась к земле, пикируя вслед за помелом, падала с неба! Она и вправду совершенно отвлеклась, и думать забыла о телекинезе! Гнев переполнял ее: на себя, за непростительную беспечность, на Алена, за его ветреность, на Джеффри, за то, что втянул в авантюру принца, но более всего на эту распутную девку, что осмелилась покуситься на расположение ее мужчины!

И неважно, что девица, скорее всего, и слыхом не слыхивала ни о Корделии, ни о предложении Алена — все равно она мерзкая тварь!

Но Корделия не собиралась признавать себя побежденной и спокойно глядеть, как у нее из рук выхватывают добычу. Она сразится с девчонкой ее же оружием и победит! Корделия вывела помело из пике и понеслась над верхушками деревьев, на чем свет ругая себя за то, что отпустила Алена. Ведь могла же она ответить отказом и добиться при этом надлежащего обхождения, не прогоняя его прямо в лапы этой вампирше!

Вот так она рассуждала, совершенно еще не зная девушку.

Вот они мелькнули сквозь листву на лесной дороге! Но юноши не обратили на Корделию ни малейшего внимания, а девица тем более. Что ж, тем лучше, подумала Корделия и, оставив их за спиной, полетела туда, где дорога сворачивала к реке и тянулась по широкому лугу. Корделия решила, что они не пропустят столь замечательное место для привала, ведь солнце было уже совсем низко. Она приземлилась в лесу, неподалеку от кромки леса, прислонила помело к дереву и принялась ждать.

Они появились на лугу из вытянувшихся на траве длинных теней деревьев: золотой рыцарь и черный рыцарь, а между ними белокурая красавица. Смеясь и болтая, они выехали из леса, и оба юноши казались страшно довольными собой. Скрытая листвой, Корделия помедлила еще несколько минут. Юноши выглядели в высшей степени оживленными; оба разрумянились, глаза их блестели. То же можно было сказать и о женщине: она то и дело краснела, опуская взор — так жеманно, так притворно, так расчетливо! Корделия возненавидела ее с первого взгляда, и не только за эти золотистые локоны и кукольное личико — в конце концов, бедняжечке вряд ли стукнуло восемнадцать, — но, главным образом, за вполне сознательное манипулирование мужскими сердцами. Неужели эти олухи ничего не замечают?!

Нет. Конечно же, нет. Они наслаждаются сверх всякой меры. А что хуже всего, Корделия впервые в своей жизни ощутила себя какой-то блеклой — по крайней мере, в сравнении с этим эталоном миловидности.