Вот интересно, мы пойдем до болот или еще дальше? Лучше до. Мысль о трясине меня совсем не радовала. Совсем.
На ранний завтрак мы баловались северными пайками. В бумажном свертке присутствовали парочка галет, сушеное мясо, полплитки шоколада и кулек с орехами. Все просто, сытно и довольно съедобно. Весь привал я продремала и завтракала на ходу, справедливо решив использовать время по максимуму на отдых.
Трикси проснулся, потребовал свою часть еды. С удовольствием прикончил шоколад и теперь шел впереди, жуя орехи. Обратно лезть на руки он категорически отказался и лишь фыркал в ответ на подобные предложения.
После привала мы свернули в лес, и двигались к границе под тупым углом. Идти сразу стало тяжелее. Холмы попадались большие, с крутыми боками, и все эти спуски, подъемы жутко выматывали. Южане дружно сопели, и даже северные под конец вытирали пот со лбов.
Где-то в полдень Отшельник, наконец, соизволил скомандовать привал. Последний час перед привалом я честно старалась не думать о плохом, но мысли упорно сворачивали на убийство одного северного блондина. Странно, особой кровожадности я за собой не замечала, но до сего времени меня и не гоняли по ночам, да еще без нормального отдыха.
Все-таки есть огромное преимущество в том, чтобы двигаться в одиночку. Никто над душой не висит, никуда не гонит, не командует: есть, спать или бежать. Я никогда не была сильна в подчинении, частенько доставляя хлопоты родным, и теперь моя свободолюбивая натура жаждала устроить бунт. Просто так. От усталости, от страха перед неизвестностью, от напряжения последних непростых дней. И достаточно было одного слова, взгляда, чтобы я сорвалась, но Отшельник, точно чувствуя мое настроение, держался отстраненно, молча идя позади. Оглядываться было лень, так что я шла и старательно уговаривала себя, что лучше идти в группе, подчиняясь приказам, чем трястись в одиночку в лесу, где водятся твари из двадцатки.
На привал опустилась на мох там, где услышала приказ об остановке. Подумала и легла. Над головой шумели сосны, высоко бежали белые облака, торопясь в неведомые страны. И было так хорошо вытянуть ноги, расслабить спину и просто лежать.
Рядом шмыгнули носом, а затем теплое тело привалилась сбоку. Трикси. Губы тронула улыбка, я обняла паренька, подтянула поближе, и он пристроил голову мне на грудь. Он тоже устал, но сдаваться и ехать на дяде, как маленький, был не намерен. Упрямец!
Рукой провела по светлым волосам, вдыхая горьковатый запах дыма, котором пропитались его волосы. Малыш сначала напрягся, а затем расслабился. Он лежал тихо-тихо, как мышонок, и я тоже замерла, боясь ненароком его спугнуть.
Через какое-то время Трикси завозился, а затем протянул мне солдатика. Игрушка была чудо как хороша. Фарфоровое личико, разрисованное с художественной достоверностью, мягкое тело, одетое в тщательно сшитый гвардейский мундир, деревянный щит и меч в искусно вырезанных из дерева ладонях. Я взяла его в руку, повертела, осматривая.
- Как его зовут?
- Тишас, - ответил мальчик.
- Очень красивый и храбрый, как ты, да?
- Да, - подтвердил Трикси и вдруг сник, - только маму защитить не смог.
И словно туча набежала. Стало тревожно и грустно от чужой беды, к которой я успела прикоснуться.
Рядом со вздохом опустился кто-то еще. Повернула голову - Пьетро. Увидел гвардейца в моих руках, нахмурился.
- Трикси, ты слышал, стучал дятел?
- Где? - заинтересованно поднял голову малыш.
- Совсем рядом. Хочешь посмотреть?
- Да!
Трикси уже был на ногах.
- Дядя Сказочник, - к своей «лошадке» он явно испытывал дружеские чувства, - идемте смотреть дятла!
Я скосила глаза. Северянин без тени неудовольствия оторвался от костра, протянул мальчику руку и повел в сторону - на поиски затаившейся при нашем появлении птицы.
- Отличная игрушка, - проговорила, обрисовывая пальцем королевский герб на щите.
- Вы ведь уже догадались, что Трикси не простой мальчик, - сказал Пьетро, и столько было усталости в его голосе, что во мне шевельнулась жалость. Тяжело, наверное, нести ответственность за чужого ребенка.
Не стоило начинать этот разговор и лезть в чужие секреты, но этот поход, лес, та драка, в которой я пролила за них кровь, и незнакомые люди странным образом перестали восприниматься такими.
- Королевский дом? - спросила наугад.
- Он очень похож на свою мать, - Пьетро тоже лег на мох. На бледном лице блестели капельки пота. Это мне, здоровой, тяжело идти, а каково ему, раненому, да еще с поклажей и оружием?