- Быстро едим и отбой, - не теряя времени, начал он вводную, - часа четыре до темноты у нас есть. Ночью идем через охранную полосу.
- Обязательно ночью? - сварливо уточнила. - Днем нельзя под кустик замаскироваться?
Вот я, например, так и планировала проползать опасный участок.
- Айрин, там нет кустов. На полосе все выжжено и выкорчевано. - Отшельник отложил банку, глянул на меня тяжелым взглядом. - Днем мы будем как на ладони, а конные патрули оснащены дальновизорами, да и патрулируют тот участок не по графику, можно случайно нарваться. А ночью только роконы.
- Р-роконы? Это такие бестелесные сущности, которые питаются жизненной энергией?
В конце фразы голос практически сорвался на визг. Нервы ни к проклятому. Пора лечить. Мне срочно требуется ванна, чашка горячего шоколада и пудинг со взбитыми сливками.
- Ты ничего не путаешь, ледяной? - решил прояснить обстановку Хасар. - Твари опасны. Их нельзя заставить работать на человека.
- Ваши как-то смогли, - равнодушно пожал плечами Отшельник, - эксперимент начали год назад и признали успешным. Места здесь глухие, границу плотно не перекрыть. Ваши давно искали нечто, что поможет им сделать эту часть непроходимой.
- А что поможет нам пройти её завтра?
Ванна, шоколад и сливки остались в мечтах. Я хотела знать, что придумали ледяные. Не верилось, что мы шли через болота только ради того, чтобы потоптаться у полосы.
- Увидишь, - загадочно улыбнулся Сойка.
- Есть еще одна проблема, - пресек улыбку брата Отшельник, - ситуация на фронте меняется быстро. Мы не знаем, что произошло за время нашего отсутствия и где теперь позиции наших.
- И где наших, - глубокомысленно кивнул Хасар. Сойку аж передернуло, но он смолчал.
В избушке повисла тишина. Мне вспомнился отец, брат. Как они там? Где? Живы ли?
- Ладно, доедаем и на боковую. Перейдем, сориентируемся, - подвел итог размышлениям Отшельник.
Они вышли, оставив в избе укладывающуюся спать Айрин. Хасар ушел к роднику мыть котелок после чая, его же нагрузили пустыми банками, чтобы закопал подальше и поглубже.
- Долго тянуть будешь? - первым нарушил молчание Сойка.
- Если скажу сейчас, психанет. Момент не подходящий.
- Боишься, своим сдаст? - не удержался от подколки ледяной.
- Боюсь, мы её потеряем. А искать одну обиженную девицу между двух воющих сторон, не слишком приятное занятие. Путь лучше она будет злиться и орать на меня в мирном тылу, чем среди окопов.
- А ты изменился. Помнится, раньше хотел ей сразу признаться. А как продвигается процесс ухаживания? Ты ей уже признался в любви?
- Эм, - замялся Отшельник, - как-то к слову не пришлось.
- Ты вообще ей что-то приятное говорил или сразу целоваться полез?
Хруст сломанной ветки нарушил покой предвечерних сумерек.
- Понятно, - хмыкнул Сойка, искоса поглядывая на мрачного брата.
- Ничего тебе не понятно, - выдавил тот, снова ломая ветку и отбрасывая прочь половинки, - рядом с ней я чувствую себя косноязычным уродом. Столько всего хочу сказать, а не могу…
- Это любовь, - со знающим видом поведал Сойка и утешительно похлопал по плечу: - Держись, брат. Женщины, они такие. Сначала отбирают сердце, потом мозг, а потом и не заметишь, как будешь принадлежать им целиком, со всеми потрохами.
- Откуда такие познания? - скептически уточнил Отшельник.
- Да преподавал у нас один целитель. Занятный такой старикан. Талантище ого-го какой, а на одно место слаб, точно мартовский ледок. Его и увещевали, и от работы отстраняли, а все без толку - считай, каждый месяц с новой любовью носился. Так и смирились. Толку от него все равно больше, чем вреда. Иной раз с того света пациентов доставал.
- Теперь понятно, кто тебя надоумил рвануть свет посмотреть да любовь познать, - хмыкнул Отшельник.
Сойка ничего не ответил, а сумерки скрыли румянец досады, проступивший на щеках. И сколько еще брат будет попрекать его этим побегом? Он ничем не хуже Отшельника и не раз доказывал свою пользу, а тот все равно считает его дитем малым.
Ночь густыми чернилами ложилась под ноги, путалась среди стволов и мешала идти, скрывая неровности почвы. Луна еще не соблаговолила выйти на небосклон, и видимость была, как у проклятого в одном месте. По крайней мере, именно такими словами озвучивал освещение конюшни наш старший конюх.
Потеплело. В воздухе пахло горькой сыростью, намекая на грибной дождь. Ветер гнал облака, и они серыми клочками скользили по небу. От тушенки в животе осталась приятная тяжесть, навевающая сонливость. Идти было откровенно лень, но близость к границе воодушевляла активнее переставлять ноги.
Полоса вынырнула внезапно. Расступились деревья, раскрывая пространство, темнота стала сплошной, черное небо справа и слева сливалось с краями поля, а впереди вставала стена нашего леса. Или все-таки не нашего? Смотря с какой стороны посмотреть. Если с моей, то сзади остался бывший наш лес, а впереди лежал лес чужой, который, я надеялась, когда-нибудь станет частью моей второй родины.