Ледяная Королева

Я сделала о-о-о-чень глубокий вдох, считая до десяти, потом неспешно развернулась и взглянула на принца в упор. В морозной мгле белесыми сгустками тумана повисли медленно и негромко выговоренные слова:

— У тебя еще хватает наглости думать, что роль смертельно оскорбленной женщины мне будет не по силам?!

Он больше не произнес ни звука, только убрал защитный купол, да я и не ждала ответа. Независимо встряхнула распущенной гривой и вышла, не оборачиваясь и не прощаясь.

Дрогар ничего не почувствовал. Нельзя почувствовать то, чего попросту нет. Я нисколько не фальшивила, когда заявила ему, что сейчас больше всего на свете хочу своими собственными руками растерзать подлеца на мелкие запчасти, напиться его крови, а головой украсить навершие вымпела…

К моменту появления в моем шатре главы заговорщиков я успела вдоволь нареветься и сидела, опухшая от слез, в растрепанной одежде и «растерзанных чуйствах», уставясь невидящими глазами в одну точку. Мое гордое одиночество было вполне объяснимо и не вызывало подозрений, так как Тиальса и раньше, если была не нужна мне, оставалась в нашем лазарете на ночь, помогая знахаркам с ранеными, а Линга периодически уходила на ночную охоту. Надеюсь, трансляция удалась без помех: жаль, если столь дивное представление посчастливилось лицезреть мне одной! Мой «нежданный» гость был таким понимающим, сочувствующим, терпеливым и убедительным… В общем, договорились мы довольно быстро и перешли ко всяческим заверениям в искренности, потом — к мечтам вслух о совместном светлом будущем, а еще чуть позже к нежным проявлениям — цитирую: «давно и вынужденно скрываемой страсти».

После пары дюжин поцелуев — сначала осторожных и трепетных, потом все более пылких (один Бог ведает, чего мне стоило удержаться в рамках добровольно взваленной на себя роли!) — новоявленный утешитель был уже в такой «боевой готовности» для перехода к следующей стадии общения тет-а-тет, что это чувствовалось даже через одежду. Только и на этот раз ему пришлось познать на личном опыте, что такое облом, поскольку я прибегла к старому как мир проверенному способу — снова разрыдалась без предупреждения и взахлеб, всхлипывая, подвывая и причитая в духе: «А-а-а, и ты мною только пользуешься, все вы одинаковые — гады, кобели, обманщики, сволочи, …, …, …, подлецы, однозначно подонки!..»

Дрогару пришлось долго меня убеждать, что «совсем не все», вытирать мои горючие слезы, льющиеся сплошными ручьями, отпаивать водой (от фляжки с вином я отмахнулась так, что та в полете едва не сорвала с креплений дверной полог) и успокаивать, утешая тем, что «час расплаты близок и справедливая месть не за горами». Когда же я окончательно пришла в себя после очередной истерики (кто бы знал, как это все выматывает!), времени на более конкретное и убедительное доказательство его состоятельности в качестве героя-любовника-заступника-утешителя уже не оставалось.

Напоследок пришлось еще раз его заверить, что я все поняла и ничего не перепутаю, и подарить прощальный поцелуй, без которого моему знойному обожателю жизнь буквально была не мила и «ожидание следующей встречи в подходящих условиях превращалось в изощренную и жестокую пытку».

Когда за поздним визитером все-таки опустился входной полог, я некоторое время стояла у порога, усиленно сканируя пространство. Ясен пень, Дрогар не забыл подстраховаться и не оставил «возлюбленную» без присмотра. Во мраке обнаружилось целых восемь вооруженных до зубов амбалов, которые наивно полагали, что магическое прикрытие, хоть и такое качественное, сможет их защитить от моего «рентгена». Вернее, так полагали главари, ведь я не раз позволяла себе посетовать вслух и при свидетелях на прижимистость небожителей, поскупившихся насчет границ дарованных способностей. Теперь моя политика приносила неплохие плоды…

Проследив Дрогара до его шатра, я с облегченным вздохом отключила «зрение» и обессиленно прислонилась к столбу. Потом, не открывая глаз, проговорила в пустоту: «Вы довольны, господа? Цветов не надо, черт с вами, но хоть похлопали бы, что ли! А вот кричать „бис!“ от всей души не советую!» — и ринулась на занавешенную половину жилища, на ходу закалывая волосы и стягивая рубашку. Пусть пялятся, если хотят, к дьяволу в… всех, не могу больше!!!

Умываться с таким остервенением никогда еще не приходилось! Меня всю трясло от омерзения, в горле опять стоял горячий ком, но я как-то ухитрялась рычать сквозь крепко стиснутые зубы и отчаянно материться, как никогда в жизни, пытаясь оттереть, отмыть, отскоблить, отодрать с плеч, рук, лица и шеи ощущение от прикосновений постылого ухажера. Если бы в кувшинах не закончилась вода, я наверняка спустила бы себе кожу до мяса…

Последним штрихом стал клуб едко пахнущего дыма, в который превратилась рубашка, запущенная со всей дури в костер на счет «раз!». Надеть снова эту вещь, хоть и любимую, было бы выше моих сил — обострившийся в последнее время нюх прекрасно улавливал оставшийся на тонком шелке такой чужой, такой раздражающий меня запах…

ГЛАВА 2