Ледяная кровь. Полное затмение

— Позвольте вам коротко рассказать вам, к каким выводам мы пришли. Потом мы вместе подумаем. Две головы хорошо, но три лучше. А я знаю, какой у вас проницательный ум.

Щеки Аннелеты зарделись. Комплимент доставил ей такое удовольствие, что у нее не хватило мужества опровергнуть его, как того требовало монашеское смирение.

Леоне, которого изредка прерывал Клеман, рассказал Ан-нелете о сделанных ими открытиях. Аннелета пришла в восторг:

— Ах, чудо свершилось! Порой мне жаль, что я не мужчина. Я многое отдала бы, чтобы быть с вами в крипте. Я сильная. Я помогла бы вам сдвинуть лежащую фигуру.

— Нам удалось это сделать, сестра моя. Но ваша помощь нам еще понадобится, — успокоил ее Леоне. — Посмотрите.

Леоне развернул пергамент перед сестрой-больничной.

— Эта та же самая роза, которая вот уже много лет служит мне путеводной звездой. Ее подлинное значение долго сбивало нас с толку. Но теперь жребий брошен. Истина совсем рядом. О чем вам говорит эта роза?

Несколько секунд Аннелета рассматривала велень, а потом сказала:

— Неужели цветок указывает на тайник? В таком случае, его надо вычислить, исходя из его положения в букве «о» слова bibliotheka. Тогда мы поймем, где он находится: в стене или в земле.

Из сумочки, которая всегда висела у нее на поясе, Аннелета вытащила длинную иглу и воспользовалась ею как линей-

кой. Склонившись над большим столом, за которым столько времени проводила Элевсия де Бофор, Аннелета принялась измерять расстояние между розой, спрятанной в букве «о», и нарисованными на плане стенами тайной библиотеки, лестницей, ведущей в реставрационную мастерскую, и высокими бойницами. Затем она пером записывала полученные результаты на клочке бумаги. Наконец Аннелета выпрямилась и сказала:

— Хорошо. Теперь нам надо определить масштаб. Длина внутренней стены библиотеки, идущей вдоль монастыря, составляет 2,3 иглы. Рыцарь, будьте любезны, прошу вас, пройдите вдоль стены, ставя одну ступню перед другой.

Вернувшись через две минуты, рыцарь сказал:

— Мне пришлось проделать это дважды, поскольку я сбился со счета. 31 ступня и еще чуть больше половины¹.

— Иными словами, одна игла означает 13 футов и половину гросса.

Сестра-больничная принялась переводить в футы десятые доли длины иглы, что-то бормоча себе под нос.

Леоне заговорщически улыбнулся Клеману, который в ответ понимающе кивнул. Они преподнесли Аннелете Бопре бесподобный подарок, призвав на помощь ее бесспорные умственные способности. Неожиданный крик заставил их вздрогнуть. Сестра-больничная закрыла рот руками и прошептала в свое оправдание:

— Прошу прощения... Я знаю, надо говорить тихо. Но это от волнения. Я нашла. Место. Стена, напротив той, что вы измеряли.

Аннелета развязала пояс, поддерживавший ее платье, разложила его на полу и обратилась к Леоне:

— Поставьте сюда ногу, рыцарь, а я отмечу расстояние. Так нам будет легче обнаружить тайник.

Минут десять Леоне и Клеман смотрели, как Аннелета измеряла поясом стены и плиты. Вдруг она протянула руку и, ни слова не говоря, указала на камень, расположенный прямо под кольцом, в который вставляли факел.

— Это здесь. По крайней мере, расчеты указывают именно на это место.

Они по очереди ощупывали камень, ища трещину, узенькую расселину, при помощи которой можно было бы привести в действие хитроумный механизм. Напрасно. Взяв в руки кинжал, Леоне попытался разбить известковый раствор. Через четверть часа он отказался от этой затеи. Никто не стал бы так прочно соединять камень, за которым скрывался тайник, с другими камнями.

Лицо Аннелеты исказилось от досады. Она бросилась в кабинет, намереваясь проверить свои расчеты. Рыцарь повернулся к Клеману и спросил:

— А ты что думаешь?

— Мы на ложном пути.

— Но что заставляет тебя так думать?

— Эпитафия. Разгадка кроется там.

Сестра-больничная, подняв голову, задумалась. Потом она попросила:

— Клеман, принеси, пожалуйста, картулярий, в котором говорится о кончине Гийома д’Арвиля.

Подросток исполнил ее просьбу. Аннелета нашла нужную страницу и стала читать, время от времени покашливая:

— Хм... Дело в том, что в описании прошедших событий содержится много неточностей. Однако картулярии никогда не лгут, поскольку должны служить доказательствами. Поэтому их редакторы предпочитают опускать те или иные детали, чтобы избежать досадных ошибок. На честность редакторов можно с полным правом полагаться, поскольку мошенничество — а такие случаи бывали — строго наказывается. Хронисты хорошо усвоили это правило. Если в картулярии сказано, что мсье д’Арвиль умер летом, значит, мы должны в это верить. Мы никогда не узнаем, когда именно: в июле, августе или сентябре, но в любом случае не под Новый год. Тем более что он родился в июне, а вовсе не в начале филипповок. Мои выводы совпадают с выводами Клемана. Эпитафия хочет сообщить нечто иное: «Он ушел в шестой час филипповок и вернулся в девятый час нового года».

Клеман кивнул в знак согласия и добавил: